Я так и застыла с занесённой через порог ногой, не веря своим глазам. Это была не комната, а какая-то подсобка! Тесное пространство с покосившейся узкой кроватью, или даже лавкой, шатким столиком и единственным стулом с треснутым сиденьем. В углу старый сундук. Но хуже всего было окно, в деревянной раме которого зияла щель шириной в палец.
– Энни, – медленно проговорила я, – это точно моя комната?
– Охо-хо, миледи, сильно ж вас приложило. Конечно, ваша. Вы пока прилягте, я сбегаю за водой, надо вам кровь смыть, потом помогу переодеться. У меня, – она округлила глаза и вынула из кармана два яйца, – вот что есть, старик Сэм подарил, жаль ему вас стало. Выпейте их, силы вам нужны, чтобы поскорее оправиться, – и положила угощение на стол, после чего метнулась прочь, тихо прикрыв за собой дверь.
Я смотрела на эти светло-коричневые яйца и думала, что попала вовсе не во дворец, а в какую-то зад… в общем, куда-то, где прежней хозяйке тела жилось ох как несладко! Надо расспросить Энни обо всём. Кто я, кто все эти люди, и как я тут жила до того, как меня огрели по голове в том смрадном переулке.
Пить сырое яйцо вовсе не хотелось, но голод не тётка, потому, сев на лавку, накрытую истрёпанным пледом, взяла подарок Сэма и, стукнув о край стола, махом проглотила содержимое.
Это было вкусно. Вопреки испытываемой брезгливости.
Стараясь не потревожить ноющие рёбра и горящий огнём затылок, неловко прилегла боком, прикрыла веки, но задремать не успела – дверь скрипнула. Я распахнула глаза и посмотрела на Энни, деловито разложившую на столе какие-то тряпки и небольшой деревянный тазик с водой.
– Сейчас, миледи, промою вам шишку, – она подступила ко мне, я с её помощью перевернулась на другой бок, лицом к стене, и замерла. Девушка аккуратно расплела мою косу… Вот же ж, когда-то в той теперь такой далёкой жизни, я носила только коротко стриженные волосы, а здесь целая коса толщиной с руку. Из брюнетки ростом метр семьдесят восемь, я перенеслась в тело хрупкой блондинки под метр шестьдесят. Умеет жизнь удивлять. У кого-то там наверху весьма странное чувство юмора.
Пока пальцы помощницы осторожно промокали рану влажной тряпицей, я, чтобы отвлечься от боли, попыталась вспомнить всё, что когда-либо читала о попаданках. Парочку таких книжек я всё же осилила, когда делать было нечего.
Эх, знать бы, где упаду, соломку подстелила бы, перелопатила кучу литературы, чтобы быть готовой… А, собственно, к чему?
– Потерпите, миледи, самое страшное впереди, – вновь заговорила Энни и достала из кармана платья небольшую глиняную баночку.
Что может быть страшнее того, что со мной уже произошло? Но додумать не успела – Энни убрала пробку… и тут мой нос буквально шибануло просто тошнотворным запахом! Настолько отвратительным, что на глазах проступили слёзы. Меня замутило, недавно выпитые яйца попросились наружу.
– Что это за гадость? – простонала я, зажав нос рукой.
– Целебная мазь, миледи. Сама варю по рецепту моей матушки, царствие ей небесное. А она училась у самой Одноглазой Боу, лучшей знахарки в той деревушке, где я когда-то жила. Её все считали ведьмой, – понизив голос, шепнула она, – полагаю, так оно и было.
– Одноглазая Боу? – переспросила я, морщась от вони.
– Ага. Говорили, в молодости красавицей была, да муж-пьяница выбил ей глаз кочергой. Люди её побаивались, но лечила, дай бог каждому. Моя матушка к ней на учение ходила, пока меня в животе носила.
Энни зачерпнула мазь двумя пальцами и начала втирать в ссадину. Рана от такого прикосновения заныла пуще прежнего, перед глазами всё поплыло, но, как ни странно, вскоре пульсация в затылке притупилась, а кожу будто лизнуло холодком.
– Вот… так-то лучше, – удовлетворённо кивнула служанка или всё же её можно считать подругой? – К утру заживёт, как на собаке. Эта мазь творит чудеса, хоть и воняет, как падаль, первые пару часов. Потом выветривается. Ну, почти полностью.
Не сильно она меня успокоила.
– Мне пора, леди Айрис, – и зашуршала, собираясь.
– Энни, погоди, – продолжая закрывать нос, прогнусавила я. – Я ничего не помню, честное слово. Какие-то смутные моменты, но и только… Расскажи мне обо мне, пожалуйста.
Девушка всплеснула руками и, осторожно присев на треснутый стул, сочувственно на меня поглядела.
– Ох, миледи… Пусть Всевышний будет милостив к вам, чтобы вы быстро пришли в себя. А я вам чем смогу, подсоблю. С чего ж начать-то? – задумалась она, прикусив губу.
– Начни с простого, кто я, где мы сейчас находимся? – подсказала я ей.
– Аха, тогда так: вам восемнадцать лет, вы племянница лорда Эшворта по отцу. Он барон, и этот дом, как и обширные земли вокруг, принадлежат ему. Лорд Тобиас вас ещё младенцем удочерил, когда ваши родители померли от лихорадки. Так что по закону он вам отец. Живём мы тут, в Эшворт-холле, вот только… – она печально вздохнула, – лорд-то при смерти. Уже который месяц без сознания лежит, лекарь сказал, что дни его сочтены.
Энни оглянулась на дверь и понизила голос до шёпота:
– А ещё тут обитает леди Дарена, его супружница. Он на ней пять лет назад женился, думал, она ему наследника родит, но что-то у них не вышло. Новая хозяйка притащила с собой мерзкую Гарету, кухаркой поставила, и мадам Жюли Лафорт, та экономка, её правая рука, всем тут в отсутствие хозяйки заправляет. Все трое вас терпеть не могут. А как лорд слёг, так и вовсе распоясались, перестав скрывать к вам свою злобу.
– Хм-м, – нахмурилась я.
– А в этой комнатушке вас поселили аккурат, как милорду поплохело.
– А характером я какая?
Собеседница округлила глаза и так тряхнула головой, что несуразный серый чепец съехал набок. Быстро его поправив, ответила:
– Ну-у, э-э… Спокойная вы, книги читать любили, песни в саду петь да танцевать. Добрая вы без всякой меры, миледи.
– Вот, значит, как? – задумалась я. В той жизни мне палец в рот не клади – по локоть откушу. А Айрис, выходит, была божим одуванчиком?
– Пойду я, миледи, до заката надо прополоть грядки и полить. Иначе, как только леди Дарена вернётся, прикажет Ллойду меня наказать.
– Наказать? – услышанное напрягло и сильно не понравилось.
– Аха, – кивнула она и протянула ко мне руки, ладоням вверх. И только сейчас я рассмотрела тонкие шрамы, некоторые зажили совсем недавно. – Не жалейте меня, миледи, я за вас всё стерплю, – она резво вскочила и, слегка улыбнувшись, пошла к двери, половицы под её ногами неприятно скрипнули. – Вечером вам ужин принесу. Отдыхайте, пока леди