Было ясно, что это люди самого тяжелого труда, о чем с первого взгляда можно судить по виду их коней - худых, изнуренных, будто выцветших под палящим солнцем... Упряжь была старая, седла с рваными подушками, с медными, а то и деревянными стременами на скрученных ремнях, сыромятные поводья выглядели иссохшими, поизносившимися. Ни бархатной попоны, ни серебряных узд, ни одной подпруги, украшенной черненым серебром, здесь не увидишь. Более того, среди старых чепраков не было ни одного, обшитого сыромятиной, покрытого сукном.
Одеты все эти люди были в серого покроя чекмени да обветшавшие чапаны. Тымаки на их головах были сплошь из старых, облезлых шкур, из длинной мерлушки, а с изнанки и вовсе изорваны, истерты или залатаны самым дешевым ситцем. Бесцветные, выгоревшие нити торчали во все стороны из этих, скроенных по древним родовым традициям, тымаков.
Эти бедные, обнищавшие люди, те, кого презрительно называют голодранцами, ждали Абая с радостью и ликованием, как своего кумира. Они приветствовали его со всей искренностью, громко и шумно, сопровождали по пути на желтый холм, окружая полукольцом, двигаясь рядом с ним, они весело подстегивали своих вылинявших коней...
На вершине холма Абай сошел с коня. Здесь его уже ждали Базаралы и Байкокше. Крепко обняв Базаралы, Абай сказал ему:
- Базеке, твои сегодняшние слова перед жандаралом были звучнее речей любых адвокатов! Ты вытащил меня из бездонной пропасти. Мои собственные уловки меня уже не спасали, и я, наоборот, запутался бы еще крепче. Ты сказал лучше любого шешена. Я аж до самых небес вознесся!
Обрадованный Базаралы тотчас обратился к людям с призывом начать праздник:
- Гуляйте, веселитесь! Все видят, что Абай среди нас, на радость всем. Да будет наш той посвящен его счастливому избавлению от беды.
Не успел Базаралы закончить свои речи, как люди разделились на две группы, выпустили на середину здоровенных палванов и устроили борцовские схватки, как это обычно и бывает на тоях. Кто-то уже готовился к кокпару, решив испытать своих коней, начался отбор джигитов, желавших помериться силами в седле, посоревноваться в подхвате монеты - тенге на полном скаку.
Абай меж тем спросил у Базаралы:
- Как ты там оказался, как добился разрешения? Кто пустил тебя к жандаралу?
- Ойбай! - отозвался Базаралы. - Довольно всяких порогов обили с Сабелием в семипалатинском дуане!
Отшутившись, Базаралы все же рассказал о своих приключениях, поскольку Абаю было интересно расспросить его подробно.
Оказывается, у Базаралы поначалу и в мыслях не было попасть в дом к «жандаралу», куда не то что степной казах, но даже не всякий чиновник может запросто зайти. Однако многие дороги, в том числе и дорога в дом «жандарала», открываются при помощи денег. Как честно признался Базаралы, Савельев битый час говорил с начальником охраны. Ему-то они и вложили в руку столько денег, что на них можно купить двух лошадей.
Все заявления-жалобы от имени казахов написал сам Савельев, затем он стал посылать целые толпы к Казанцеву и другим уездным главам. Получалось, что эти отчаянные бедняки, сейчас гуляющие на вершине холма, и высказали предложение включить Абая в работу по расследованию их жалоб...
Но все это будет завтра, а сейчас Абай и его товарищи с интересом смотрели за поединками борцов. Всех радовал и восхищал джигит по имени Абди, владеющий огромной силой и незаурядными борцовскими способностями. Опрокинув оземь троих соперников подряд, он взял призовые деньги в свертке и, улыбаясь во весь рот, подошел к Абаю.
- Абай-ага! - сказал он. - Я все свои силы посвятил вам, чтобы и вы также одолели врагов. Радость за вас ободряла меня, и эту добычу я преподношу вам!
Абди протянул сверток Абаю, тот взял подарок и сказал:
- Благодарю тебя, Абди! Вижу, что люди, обладающие силой, не лишены и ума. Я, пожалуй, впредь буду учиться у тебя, как побеждать недругов.
Все вокруг одобрительно засмеялись. Затем джигиты многочисленных родов, подхватившие тенге на скаку, одержавшие верх в аударыспак 34, победившие в кокпаре, получившие в джигитовке призы, как и Абди, - все преподнесли свои награды Абаю, и сам этот праздник стал триумфом Абая, его всеобщим признанием, которое можно выразить в словах Абди и в других словах, с которым джигиты вручили ему свои подарки:
- Я все свои силы посвятил вам.
В конце праздника Байкокше, стоявший среди старших по возрасту, рядом с Абаем и Базаралы, обратился к народу со своим искренним словом:
- Уа, люди, хороший праздник вышел у нас, просто радость для всех! С одной стороны, мы чествуем Абая, с другой - и себя не забываем. Надеюсь, что теперь мы оставим раздоры и распри, и жить будем дружнее. Пусть этот путь и станет истинным путем всех и каждого. Аминь!
- Аминь, аминь! - отозвалось со всех сторон. По всему было видно, что люди довольны и праздником, и речью Байкокше. Как бы благословляя слова старого акына, многие провели руками по лицу, и долго еще не смолкали радостные возгласы, смех, шум и всеобщее веселье...
Во время вечернего чаепития на пороге юрты, где остановился Абай, стали появляться люди, которых здесь никто не ждал. Для Абая и его друзей это были весьма странные гости - волостные с цепочками на шее, те самые, что угодливо суетились на базарной площади в ожидании «жандарала».
- Вот, приехал выказать вам свое почтение! - говорил один.
- Пришел пожелать вам удачи! - вторил другой.
- Вчера никак не мог найти время, - оправдывался третий, - встречал сановника, ждал удобного случая.
Волостные Семипалатинского уезда с Ракышем во главе, волостные и торе из Усть-Каменогорска, Зайсана. Все они еще вчера, сидя в доме Оразбая, всячески насмехались над Абаем, теперь же, когда положение его дел изменилось, они пришли отдать Абаю салем.
- Очень большая честь.
- Поприветствовать, пообщаться с таким уважаемым человеком.
- Потрапезничать за одним дастарханом.
Выраженные разными устами, по форме разные, все слова этих людей были одного окраса, двуличной лестью, плохо скрываемым, а то и вовсе не скрываемым угодничеством.
Это были взяточники и властолюбцы, снедаемые черной завистью. До сих пор они не могли объяснить себе то, что собственными глазами увидели днем: «жандарал» говорил с