В одно мгновение он оказался рядом. Подсунул руку мне под спину, легко, как куклу, приподнял и взбил подушки, устраивая меня полусидя. Его прикосновения были уверенными, но осторожными. Он обращался со мной как с хрустальной вазой, которая уже дала трещину.
— Я сама могу... — пробормотала я, чувствуя, как горят щеки. Беспомощность раздражала. Я привыкла все делать сама. Таскать мешки, копать землю, решать проблемы. А теперь я не могла даже подушку поправить.
— Сама ты можешь только лезть в магический огонь, — отрезал он. — В остальном пока поломаешься на моем попечении.
Он пододвинул маленький столик к дивану. Снял колпак с тарелки.
Куриный бульон. Густой, золотистый, с плавающими в нем кружочками моркови и зеленью. Аромат был таким уютным, что у меня защипало в глазах. Рядом лежали гренки из белого хлеба.
Рэйвен сел на край дивана. Взял ложку. Зачерпнул бульон, подул на него, проверяя температуру.
И поднес ложку к моим губам.
Я замерла.
Это было... слишком. Слишком интимно. Слишком неправильно. Герцог дель Тор, генерал Империи, кормит с ложечки свою ссыльную жену.
— Открой рот, Алиса, — тихо сказал он. — Не заставляй меня применять силу. Или магию.
Я посмотрела ему в глаза. В них не было насмешки. Только спокойная, темная решимость. Он принял эту роль — сиделки, защитника, слуги — и исполнял её с той же дотошностью, с какой планировал военные кампании.
Я приоткрыла рот.
Бульон был божественным. Горячим, наваристым, соленым ровно настолько, насколько нужно. Тепло разлилось по пищеводу, согревая изнутри.
— Вкусно? — спросил он, зачерпывая вторую ложку.
— Да... Ты сам готовил?
— Казимир помогал. Он резал, я варил. Твой домовой, кстати, дезертировал на чердак. Сказал, что у него стресс и ему нужно пересчитать запасы шерсти.
Я слабо улыбнулась. Казимир просто тактично оставил нас одних. Старый сводник.
Мы ели в тишине. Только звяканье ложки о фарфор и вой ветра за стенами. Рэйвен кормил меня методично, терпеливо вытирая салфеткой капли с моего подбородка. Каждый раз, когда его пальцы касались моей кожи через салфетку, меня пробивало током.
— А Марисса? — спросила я, когда тарелка опустела наполовину. — Что с ней?
Рука Рэйвена с ложкой замерла в воздухе. Лицо отвердело.
— Она во флигеле.
— Но там нет кухни. И отопление там... так себе.
— Там есть камин и запас дров, — равнодушно ответил он. — А еда... пару дней голодовки ей не повредят. Это полезно для прояснения рассудка.
— Рэйвен, там буран. Флигель могло замести.
— Его замело, — кивнул он, отправляя ложку мне в рот, затыкая поток милосердия. — Снег до самой крыши. Дверь не открыть. Она в безопасности, Алиса. В полной изоляции. Именно там, где ей и место.
В его голосе было столько холода, что я поежилась.
— Ты же любил её, — тихо сказала я.
Рэйвен отставил пустую тарелку. Посмотрел на меня долгим, нечитаемым взглядом.
— Я был зависим от неё, — поправил он. — Это разные вещи. Наркоман может думать, что любит свою дозу, пока ломка не вывернет его наизнанку. Или пока... — он сделал паузу, глядя на мои губы, — пока ему не дадут настоящее лекарство.
Он встал, прерывая разговор.
— Тебе нужно сменить повязки. И помыться.
При слове «помыться» я напряглась.
— Я не смогу, — прошептала я, глядя на свои забинтованные культи вместо рук. — Я даже пуговицу расстегнуть не могу.
— Я знаю, — просто ответил он. — Поэтому я помогу.
— Нет! — вырвалось у меня. Кровь прилила к лицу. — Это... это неприлично. Мы... это неправильно.
Рэйвен наклонился ко мне, уперевшись руками в диван по обе стороны от моей головы. Его лицо оказалось в сантиметрах от моего. Я видела каждую крапинку в его синих глазах, видела, как расширяются его зрачки.
— Алиса, — произнес он мягко, но с нажимом. — Вчера ночью ты вытащила меня с того света. Ты видела меня полумертвым, в собственной блевотине и крови. Ты целовала меня, чтобы влить жизнь. О каких приличиях мы говорим? Мы перешли эту черту, когда ты решила не дать мне сдохнуть.
Он выпрямился и протянул мне руки.
— Идем. Вода стынет.
***
Ванная комната в «Черном Утесе» была единственным местом, которое я восстановила с особой любовью. Я нашла старую медную ванну на львиных лапах, отчистила её до блеска, а Даррен помог наладить систему подогрева воды от кухонного очага.
Сейчас здесь было жарко и влажно. Воздух был густым от пара. Пахло моим любимым вишневым мылом и сушеной мятой.
Свечи, расставленные по полкам, бросали дрожащие тени на кафель.
Рэйвен внес меня на руках и поставил на пушистый коврик.
— Я... я сама разденусь, — соврала я, прижимая локти к бокам. — Попробуй просто расстегнуть пуговицы...
Он не стал спорить. Подошел ко мне со спины. Я почувствовала его горячее дыхание на своей шее.
Его пальцы, привыкшие держать меч, сейчас касались мелких пуговиц на спине моего платья с невероятной аккуратностью.
Одна пуговица. Вторая. Третья.
Ткань расходилась, обнажая спину. Прохладный воздух коснулся кожи, и я вздрогнула.
— Тебе холодно? — спросил он. Его голос вибрировал у самого уха.
— Нет. Мне... страшно.
— Не бойся меня, — он поцеловал меня в плечо. Легко, невесомо. — Я не причиню тебе вреда. Никогда больше.
Платье упало к ногам тяжелой волной. Я осталась в тонкой нижней сорочке.
— И это тоже, — сказал он.
Он взял край сорочки и потянул вверх.
Я подняла руки — это движение отозвалось болью, но я стиснула зубы. Ткань скользнула по телу, через голову, и отлетела в сторону.
Я осталась нагой.
Мне хотелось закрыться, спрятаться, провалиться сквозь землю. Я не была идеальной. На бедре — шрам от детского падения. На плече — свежий ожог от вчерашнего огня.
Но Рэйвен не отвернулся.
Он обошел меня и встал напротив. Его взгляд скользил по моему телу не сально, не пошло. Он смотрел на меня как на произведение искусства, которое пострадало в пожаре, но от этого стало только ценнее.
— Красивая... — выдохнул он.
Он подхватил меня на руки и опустил в теплую воду.
Блаженство.
Вода обняла меня, снимая тяжесть и боль. Я откинула голову на бортик и закрыла глаза.
Рэйвен закатал рукава рубашки выше. Взял мягкую губку, намылил её.