– А мама когда-нибудь играла тебе «México lindo y querido»? [11] – продолжила Ольвидо, уязвленная отсутствием должного внимания со стороны внучки.
– Угу, – ответила Фелиситас, уставившись на свои ноги.
– Ты знаешь слова? México lindo y querido… – Ольвидо начала петь.
– Знаю, знаю. Я поняла, о чем ты [12], – перебила ее Фелиситас.
– Тебе не кажется, что это разумно?
– Это все? – спросила Фелиситас. – Это все, что ты хочешь, чтобы я сделала? Отвезла тебя в Мексику, будто спящую, как в песне поется?
Ольвидо хмыкнула.
– Да. Именно так. Но тебе необязательно следовать всему, что поется в песне, слово в слово. И невежливо перебивать, когда кто-то…
– Ладно, мне пора собираться в школу. Я поговорю с мамой, и… увидимся на твоих похоронах, если мы поедем.
Ольвидо открыла рот от удивления.
– Если?! Что ж, теперь я точно никуда не денусь. – Она издала смешок, в котором не было ни капли веселья. – Я должна убедиться, что вы туда доберетесь.
– Делай как хочешь, – буркнула Фелиситас и как ни в чем не бывало вернулась к своим утренним делам, упомянув Ольвидо лишь однажды. Ее позабавило, как просветлело лицо бабушки, когда она назвала ее мудрой, а при упоминании морщин мгновенно помрачнело.
Но чувство вины, пронзившее грудь острым ножом, быстро убило ее веселье. Несколько часов Фелиситас то и дело потирала место над сердцем, где чувствовалась боль. Она знала, что заслужила это. Но какой бы ни была ее боль, она меркла по сравнению с той, что вскоре предстояло испытать Ангустиас. Ей вот-вот позвонят, сообщат об Ольвидо, и скорбь накроет ее до конца дня, а может, и на несколько дней. В отличие от Фелиситас, Ангустиас будет плакать.
И Ангустиас плачет. Фелиситас отстегивает ремень безопасности, тянется к матери и обнимает ее. Она гладит маму по спине, как это делает Ангустиас, когда Фелиситас приходит из школы с мокрыми глазами. Ее руки то рисуют круги, то похлопывают, то легонько сжимают плечи.
– Можешь сама выбрать плейлист, – шепчет Фелиситас на ухо матери.
Ангустиас улыбается сквозь слезы.
– Я знаю, что нам нужно, – шепчет она в ответ, уже набирая в телефоне название.
Настроение немного улучшается, и под выбранную музыку девочки Оливарес отправляются на юг. Фелиситас показывает язык плакату «Возвращайтесь скорее!», и вскоре он скрывается из виду. На мгновение ее взгляд останавливается на незваной гостье. Пора перестать ее так называть. Скоро они окажутся в ее городе, будут планировать ее похороны, окруженные миром, в который она никогда не впускала внучку. Вот тогда незваной гостьей станет Фелиситас, и, возможно, Ангустиас тоже будет воспринимать ее подобным образом.
Глава 3
Ольвидо
Осознав, что она мертва, Ольвидо первым делом вспомнила о постиранном белье. И тут же смутилась. Можно подумать, в ее жизни не было ничего более запоминающегося, чем домашние хлопоты. Конечно, было! Было…
Было…
– Талия! – воскликнула Ольвидо, увидев, что ее подруга заглядывает в кухонное окно. Рука метнулась вверх, чтобы прикрыть рот, будто Талия могла ее услышать. А вдруг могла?
– Ау? – позвала Талия, глядя в сторону Ольвидо. – Ты там, Ольвидо? Я не вовремя? Могу зайти попозже, если хочешь.
Еще как не вовремя. Двадцать минут назад Ольвидо очнулась ото сна и поняла, что проспала четырнадцать часов. По крайней мере, головная боль прошла, но и слюны во рту не было.
Как и дыхания.
И пульса.
– Вообще-то я хотела воспользоваться твоим туалетом, можно? – крикнула Талия. – Ты была права насчет возраста и мочевого пузыря.
Ольвидо закатила глаза: Талии было всего сорок девять.
– Расскажи мне об этом, когда тебе будет за шестьдесят, – крикнула она в ответ.
– Слушай, я все равно зайду, потому что мне нужен твой туалет, хорошо?
Ольвидо сделала шаг назад. Ее сердце учащенно забилось, хотя это была лишь иллюзия. Абсолютно напрасная.
– Надеюсь, я тебя не разбудила, – сказала Талия, кладя на кухонный стол ключ от дома, который Ольвидо всегда прятала под самым маленьким цветочным горшком на крыльце. – Кстати, твоя лужайка выглядит какой-то засохшей, – добавила она, поморщившись.
Талия тяжело воспринимала все безжизненное. При виде погибших животных на обочине она плакала. Мертвая тишина в толпе так ее нервировала, что она начинала икать. Она считала, что нет ничего хуже, чем скучная вечеринка, и больше всего на свете боялась обнаружить севшие батарейки, когда отключали электричество. Конечно, она окажется в шоке или упадет в обморок, если найдет тело Ольвидо. А кто потом найдет ее?
– Еще я хочу одолжить немного стирального порошка, – сообщила Талия, выходя из туалета. – Ну, не одолжить… – Она остановилась посреди коридора, сделала шаг назад и вытянула шею, чтобы заглянуть в спальню. – Я так и знала, что ты здесь! А почему ты еще…
Ольвидо скорчила гримасу и выбежала из дома. Боже, воскликнула она, но не в порыве отчаяния, а напрямую обращаясь к Небесам. Боже… Вопросов и замечаний было множество, и большинство начинались со слова «почему».
Почему ты решил забрать меня в такой прекрасный день? Неужели не мог предложить что-нибудь более подходящее? Грозу? Легкий моросящий дождь? Хотя бы одну несчастную тучку?
Талия медленно открыла дверь, вышла на крыльцо и икнула.
Какое облегчение – умереть во сне. Хотя с этой ужасной головной болью ты, конечно, перегнул палку.
– Эй! Талия! – позвала с противоположной стороны улицы Самара, соседка Ольвидо.
Почему я здесь? Разве это нормально? Где мой ангел, где свет, где туннель?
– Все в порядке?
Талия икнула в ответ.
Где Тельма? И Сесилия? Где моя мать?
– Ольвидо, – прохрипела Талия. – Э-э-э. Она…
Я не вытащила полотенца из стиральной машины. Они будут вонять. А в сушилке осталось нижнее белье, такое старое. Кто его найдет?
Ангустиас.
Ольвидо понятия не имеет, почему в тот момент она оказалась перед Фелиситас. Возможно, так захотел Бог. Он знал о способностях девочки. Возможно, это произошло потому, что когда Ольвидо представила свою дочь, то увидела прижавшуюся к ней заплаканную внучку.
Ольвидо не беспокоилась. Она решила, что стоит ей подумать о доме, она тут же отсюда исчезнет, но через долю секунды поняла, что не знает, где находится ее родной дом. Там, где она жила, ее никто не ждал. Свет выключен. Двери закрыты, занавески задернуты. Все, что осталось, – это мертвая тишина, если не считать икающей Талии.
Квартира Ангустиас точно не была ее домом, хотя здесь и жила ее семья. Ольвидо понятия не имела, где стоит посуда, как работает душ, где спрятан запасной ключ. У входной двери ее не ждали домашние тапочки, не было там