Опера, театр… Все очень просто: вождь хотел бы, чтобы в каждом городе Германии были опера и драматический театр. Вождь не сдерживается, когда речь заходит о зданиях театра и оперы. Один-единственный архитектор не может все сделать. Шпеер не в состоянии со всем справиться. Он будет заниматься Нюрнбергом и Берлином. Гислеру поручают Мюнхен и Линц. Это два главных города в жизни фюрера. В Линце он жил с восьми до восемнадцати лет. Там родилось его призвание художника. Он называет Линц Heimatstadt, своим родным очагом. А о Мюнхене можно и не говорить. Мюнхен, Osteria Bavaria, первые годы партии, старые товарищи…
Архитектор в ярости. Почему вождь выбрал этого Гислера, а не его, Шпеера? Он бы отлично справился со строительством не только в Нюрнберге и Берлине, но и хотя бы в одном из двух других городов. И это еще не все. Гислер также отвечает за сооружение официальных зданий в Веймаре, Аугсбурге и Оберзальцберге.
Гислер – сын и внук архитекторов, как и Шпеер. Он нацист с первых дней, в отличие от Шпеера. Он добровольно вступил в партию в семнадцать лет и участвовал, как и вождь, в прошлой Великой войне.
Опасения, отчаяние, непонимание, ненависть, ревность охватывают Шпеера. Его враждебное отношение к конкуренту сохранится и после краха Третьего рейха. Гислер опубликует собственные мемуары, которые не будут пользоваться успехом, и продолжит относительно анонимную карьеру архитектора в Федеративной Республике Германии, однако Шпеер всегда будет его презирать.
Ему мерещится угроза его положению. Его власти, зарождающейся армии работников, которая теперь будет уменьшена, так как часть рабочих перейдет к Гислеру. Маленькая армия под его началом, несколько тысяч человек, собранных со всей Германии, будет, вероятно, поделена между ними.
До сих пор он был осыпан почестями. Его функции в лабиринтах администрации национал-социалистической партии, отождествляемой с государством, его функции в национал-социалистическом государстве-партии сделали его важной персоной, хоть и на втором уровне по сравнению с герингами, геббельсами, гиммлерами, гессами, борманами, военными и министрами. Официально он именуется главным архитектором партии, главой организации «Красота работы», задача которой – сделать жизнь рабочих лучше и модернизировать заводы, а также генеральным инспектором строительства в Берлине и Нюрнберге в чине заместителя государственного секретаря.
Это не мелочь, но, если по-честному, разве это действительно так уж справедливо? Неужели это соответствует его особым отношениям с вождем? Пропорционально ли это времени, которое он с ним проводит, и той взаимной потребности во встречах и размышлениях вслух перед планами Берлина и другими проектами, которые относятся более чем к тридцати немецким городам, подлежащим полной реконструкции? Ведь теперь молодой архитектор даже не несет ответственности за них. Между прочим, вождь постоянно консультируется с ним, поскольку не может обойтись без его мнения.
Компетенции и сферы ответственности образуют в управлении национал-социалистического государства-партии сложно устроенный лабиринт. Несколько министерств одновременно выполняют похожие программы, а разные администрации больше дерутся друг с другом, чем сотрудничают, провоцируя конфликты власти, неразбериху, задержки, провалы проектов. Гиммлер создает собственную армию в ущерб вермахту, Геринг руководит своими люфтваффе и мешает морскому министерству создать морскую авиацию. Помимо этого, он управляет экономикой и силами полиции, Борман – неофициальный секретарь канцелярии рейха, где сосредоточены запросы всех структур и всех их начальников, и он тормозит ответ на эти запросы в соответствии с собственными интересами.
Шпееру удалось ловко расширить свою область деятельности, обхаживая Геринга и став генподрядчиком всех заводов люфтваффе. Это никак не связано с возведением памятников архитектуры в Берлине и Нюрнберге, но в национал-социалистическом государстве-партии пересечение функций не играет особой роли, такое допустимо, к тому же у вождя нет сил разбираться со всеми политическими и эмоциональными конфликтами своих подручных. У него получается провоцировать их, но не справляться с последствиями противостояния. Он бросает вызов подчиненным, требуя исполнять все свои приказания, и каждый из них рвется решать задачу, а последовавшая за тем административная путаница вождя не интересует.
Чтобы окончательно нейтрализовать всех потенциальных гислеров, архитектор придумывает хитроумную уловку. Он изобретает единую структуру генеральной инспекции строительства, чьей задачей является осуществление надзора над сохранением стилистической однородности всех проектов. Иначе получится нечто разномастное, а искусство рейха не может позволить себе такую ошибку, напоминающую скрещивание разных рас. Искусство в Третьем рейхе соотносит себя со стилями прошлых веков, из сочетания которых должен быть создан легко распознаваемый национал-социалистический стиль и даже стиль Адольфа Гитлера. Говорят же о греческом или римском стиле, об ампире и стиле Людовика XV.
Если есть структура генеральной инспекции, должен быть и главный инспектор.
Если необходим главный инспектор, то им должен стать Альберт Шпеер.
Его должность назовут так: «Комиссар национал-социалистической партии немецких трудящихся по архитектуре и урбанистике».
Он принц и не сомневается в успехе своего маневра.
Вообще-то ему бы надо было пойти к вождю и добиться встречи «с глазу на глаз» днем или вечером, уединиться вдвоем где-нибудь в Бергхофе или новой канцелярии, устроившись в комфортных креслах, которые он сам и спроектировал.
Но он этого не делает. Он слегка одурманен привилегиями, которые уже столько лет получает от вождя.
Он почти небрежно готовит пояснительную записку, очерчивающую структуру генеральной инспекции и контроля архитектурного стиля рейха, и передает ее в канцелярию, то есть Борману. Все дела проходят через него, и именно он готовит устный доклад по каждому. Вождь почти никогда не читает письменные документы; он слушает Бормана, после чего принимает решения.
После доклада Бормана он отклоняет предложение Шпеера.
Это первая фальшивая нота в их отношениях. Первая досада архитектора. Очень сильная досада. Он, конечно, знает, что вождь отказал ему из-за этой свиньи, Бормана. Знает, что действовать через него было ошибкой. Знает, что Борман преувеличил его соперничество с Гислером и исказил его проект, сделал его непонятным и слишком амбициозным, едва ли не перерастающим в грубую интригу. Вождь рассердился и отверг предложение своего молодого архитектора.
Возможно, недовольство вождя было в первую очередь вызвано непонятным поведением любимого архитектора? Возможно, его разозлило, что тот не явился к нему, чтобы поговорить наедине, как это между ними принято? Зачем архитектор без всяких на то причин выстроил эту абсурдную административную дистанцию между ними? Почему бы не прийти к нему и не изложить