Вы – несчастная любовь фюрера - Жан-Ноэль Оренго. Страница 50


О книге
не оспаривает, если не считать дебильных приверженцев национал-социализма, ностальгирующих по нему, и жалких отрицателей Холокоста. Как же эти историки могли сражаться с любимым ребенком величайшего специалиста по манипуляции, когда-либо выходившим на политическую сцену?

Быть несчастной любовью Дьявола – это не мелочь, особенно для него, горячего поклонника немецкого романтизма, о чем он сообщил историку в своем пьяном телефонном звонке, напомнив ей, что, в конце концов, ОН БЫЛ архитектором и министром вооружения Гитлера.

Серени писала книгу четырнадцать лет, то есть она прожила со своим героем почти столько же, сколько он прожил рядом с фюрером. Впрочем, на самом деле это не так, потому что даже мертвым Гитлер оккупировал сознание своего фаворита. Они были и оставались вместе, причем в гораздо большей степени, чем они же когда-либо были со своими женщинами.

Историк посещает последних еще живых свидетелей отношений Гитлера и Шпеера, более или менее близко общавшихся с ними или одним из них. Она снова встречается с Маргрет и Хильдой. С тем самым другом детства и сотрудником, хранителем его архитектурных проектов и безотказным помощником в период тюремного заключения, который почувствовал себя окончательно преданным.

Она познакомилась и подружилась с его личной секретаршей, подметив и оценив ее восхищение и человеком, которому она служила, и блеском их славных дней, например, ее восторг от приватного открытия новой рейхсканцелярии в январе 1939 года, от роскоши этого места, а еще страх в конце апреля 1945 года, когда ее дорогой министр сообщил, что хочет в последний раз повидаться с фюрером, и ту пощечину, которой она бы с удовольствием встретила его по возвращении, спросив в шутку: «Ну, что там новенького?»

Историк поговорила с десятками человек, с издателем его «Воспоминаний», c пастором Жоржем Касалисом, с женой и детьми раввина Рафаэля Гейтса, до сих пор болезненно воспринимавшими дружбу отца с этим нацистом, а также с сыном Карла Барта. Еще она увиделась со многими бывшими эсэсовцами и сотрудниками бюро проектирования и строительства в Берлине, в частности с Карлом Марией Хеттлаге, тем самым, что сказал Шпееру, что тот – несчастная любовь Гитлера.

Она пообщалась с ними со всеми и сделала из этих бесед одну из двух главных составляющих своей работы, которая является не биографией, а гениальным поступком и поэтому лучшей их всех книг, посвященных Шпееру.

Вторая составляющая, причем решающая – это рассказ о пребывании у него в гостях в 1978 году и об их отношениях до, во время и после их встречи. Вот это и есть гениальный поступок, а вовсе не энная биография, потому что она описала историю отношений между ней самой, историком, и тогда еще живым объектом ее исследований, чудесное совмещение двух обычно разделяемых временных слоев: периода, прожитого персонажами, и последующего существования историков и их рассказов. В конце концов профессиональные и личные мотивации тесно переплелись. И от их соприкосновения родилось нечто иное – романтический опыт. В поисках доказательств проницательный историк сливается с другой своей ипостасью, гораздо менее проницательной подругой, наперсницей противоречивых излияний человека, состоявшего в связи со Злом, которое как раз и наделило его особой аурой, с чем соглашается автор книги. А уж эта аура – основной источник магнетизма высокого стройного красивого человека с его воспитанностью, эрудицией и всеми моральными дилеммами. Она прочла его «Воспоминания» и дневники, в течение трех недель она заставляла его говорить о том, что он пережил, что написал и сказал о пережитом, а теперь, оставшись наедине с собственными воспоминаниями о нем, она возвратилась к собранным материалам, к воспоминаниям о воспоминаниях о воспоминаниях, ко всем этим бесчисленным бликующим повторам, от которых кружится голова.

Серени не до конца отдавала себе в этом отчет, но, будучи рассказчицей, она, в свою очередь, становилась одним из персонажей действительно поразительной истории, которая заслуживает не только этого определения, но и эпитета «загадочная».

Она придумала удачное название для своей книги, вышедшей в 1995 году, «Albert Speer: His Battle with Truth» [4]. Когда ее читаешь, с самого начала наблюдаешь за этим сражением, которое, однако, дублируется поединком историка с рассказами, которые он ей представлял, битвой со всеми клонами, которых он последовательно выкладывал перед ней: архитектор, министр, заключенный, потом окутанная тайной звезда за одним столом с ней. Книга включает и другие схватки: со всем, что он написал и заявил, с его правдой и выдумками, по крайней мере с некоторыми версиями выдумок. И наконец, видишь сражение историка с самой собой и своими мотивами, цель которого – раскрыть загадку этого человека и полностью очистить ее от налета очарования и объективно изложить все факты, проникнув, в свою очередь, внутрь отношений между ним и Гитлером и сделав Шпеера одним персонажем среди прочих.

62

2012 год и после

Гитта Серени умерла 14 июня 2012 года в Кембридже. Некоторые таблоиды напечатали некрологи, полные желчи. Ее профессиональное увлечение нацизмом, подростками-убийцами и детьми, пережившими сексуальные надругательства, нарушало границы ее личной жизни, сводя с такими объектами изучения, как Мэри Белл и Альберт Шпеер. Она часто их посещала и устанавливала с ними дружеские отношения. Это превращало ее в некий мутный персонаж, женщину неоднозначную, околдованную Злом, в которое она регулярно погружалась. Она скрывала свои еврейские корни, называя себя католичкой, утверждали авторы таких материалов. Она не упоминала истинные причины своего бегства из Австрии, не рассказывала, что ученики нацисты из театрального класса просто вышвырнули ее из группы как еврейку. Она определенным образом оправдывала палачей. Не считала уничтожение евреев в Европе несомненным исключением в ряду других проявлений жестокости в истории. Это были ядовитые тексты, построенные на скверной основе лжи и упрощений, а историк была мертва и не способна защититься. Получалось, что ей пришлось вынести то, о чем ее когда-то предупреждал Шпеер: «Опасно говорить что-либо хорошее о людях того периода, потому что это всегда воспринимается как восхищение или одобрение».

Она была свидетельницей событий и наблюдала за ними, описывая их не как летописец, автор мемуаров или романов, а как историк, прибегая к той моральной строгости, которая считается неотъемлемой составляющей ее профессии, сосредоточенной на поиске правды.

Но она пережила все эти события, и с этой точки зрения 2020-е и 2030-е годы будут решающими.

В эти десятилетия исчезнут последние такие свидетели, как она, жертвы и палачи, военные и гражданские, достаточно взрослые на момент происходящего, чтобы отчетливо помнить эту войну.

А после них останется лишь время историков и время литературы.

Перейти на страницу: