Есть круг Йозефа Геббельса. Он, несмотря на интенсивную светскую жизнь, часто присутствует на обедах и ужинах. Это один из самых ядовитых гостей. Вождь его обожает, поскольку Геббельс развлекает его за счет других приглашенных.
А еще есть Мартин Борман, и в его круг входит только он сам. Официально он секретарь Гесса, который, в свою очередь, секретарь рейхсканцелярии. Но так как Гесс все чаще отсутствует, Борман охотно занимает его место. Он постоянно рядом с вождем. Заведует его финансами. Планирует его встречи. Организует поездки. Управляет Оберзальцбергом, где хотели бы обосноваться многие члены круга. Он контролирует обеды и просьбы о приглашении на них. Ведет лист ожидания, записывая в него всех, кроме Геринга, Геббельса, Гиммлера, Шпеера и еще нескольких человек, которых принимают всегда. Особенно Шпеера, без которого вождь больше не может обойтись.
Есть еще приближенные первых лет нацизма: Зепп Дитрих, командир личных телохранителей фюрера, Юлиус Шрек, его шофер. У обоих такие же усы, как у вождя. Это смущает, тревожит и выглядит нелепо, считает архитектор. Впрочем, к Зеппу Дитриху он всегда относился с большой теплотой, в особенности когда тот стал генерал-полковником танковых войск СС и в 1942 году женился на элегантной красавице, частой гостье на светских мероприятиях. Вдвоем они составили пару изысканно контрастирующих друг с другом, очень эстетичную, точно вписывающуюся в образ «красавицы и чудовища». Тем более что к этому времени Зепп Дитрих уже сбрил усы.
Участвуют в застольях и малозначащие фигуры, например руководитель пресс-службы канцелярии, врач и хирург, которые должны быть под рукой круглые сутки на случай проблем со здоровьем, или несколько «одноразовых» гостей – старых товарищей по партии, которых вождь переносит все хуже, поскольку они ведут себя с ним с прежней фамильярностью, не соответствующей его новому положению и новым функциям. Впрочем, это не столько функции, сколько миссии – в области вооружений, внешней и внутренней политики, расовой политики, не говоря уж об искусстве Третьего рейха. Многие из этих незначительных посетителей являются членами СА Эрнста Рёма, чьи вульгарные нравы все больше раздражают фюрера.
Архитектор отмечает, что изнутри эти круги разрывают противоречивые интересы и зависть; никто не видит, что он ведет наблюдение; он как будто витает мыслями где-то далеко и полностью поглощен искусством, которое так высоко ценит вождь. Высокомерная и отрешенная манера очень ему идет и выглядит как типичная для «художника», персонажа, представляющего собой нечто большее, чем реальный художник, – развлекающего, восхищающего и раздражающего сильных мира сего.
Как бы то ни было, за обеды у вождя Борман взимает с приглашенных плату. Она составляет по 50–100 марок. Третий рейх – не «система», здесь не жрут на халяву, с удовольствием повторяет он.
14
Дни вождя похожи один на другой. Он встает поздно, ложится очень поздно, застолья длятся часами, от чего страдает работа.
Это своего рода сериальное существование; в его рамках в разных комбинациях обсуждаются одни и те же темы, слегка оживляемые актуальными событиями – «Ночь длинных ножей», аншлюс, – которые для членов их круга, особенно для архитектора, служат чем-то вроде фона.
1933, 1938, 1936… в их монотонном существовании, в котором время остановилось, эти даты начинают наползать одна на другую. Обедают в два часа дня, около четырех или пяти расходятся, приходят снова в восемь, ждут появления вождя, он является, все едят, болтают, слушают одни и те же произведения Вагнера и одни и те же оперетты, вроде «Летучей мыши» или «Веселой вдовы», смотрят один или несколько фильмов, всегда одних и тех же, ложатся спать глубокой ночью или под утро. Это раз и навсегда расписанная партитура, согласно которой монологи вождя бесконечно повторяются, вводя в отупение своей монотонностью. Монотонность, монологи – проходят годы, похожие один на другой как две капли воды и выстраивающиеся в бесконечную последовательность.
Это что, гипноз? Работа страдает, зато все развлекаются.
Однажды в самый обычный полдень, в 1936 году – но это могло быть и в конце 1933 года, во время медового месяца вождя и молодого архитектора, – Геббельс мимоходом замечает, что пресс-секретарь НСДАП по связям с зарубежной прессой посмеялся над отсутствием боевого задора у немецких добровольцев из легиона «Кондор», действующего в Испании. Геббельс ненавидит пресс-секретаря, старого соратника вождя. Его рост метр девяносто три, он великан, и по контрасту его фамильярно называют Putzi, «малыш». Зато Геббельс и правда маленького роста, хромой, уродливый, о чем говорят все старые товарищи. Над ним смеются, вышучивая его хромоту, неудачные романы, отталкивающую внешность, и он ненавидит Путци.
Вождь возмущен словами Путци, переданными Геббельсом. Как можно смеяться над этими мальчиками? Он, вождь, знает, что они чувствуют, он побывал под огнем во время Великой войны, ему известны и страх, и храбрость, которая помогает с ним справиться.
Вождь негодует, но это предлог для того, чтобы разыграть хорошую шутку.
В зале приемов рейхсканцелярии проходит несколько одинаковых, без изменений, вечеров, следующих один за другим.
За это время розыгрыш уже состоялся, и в один обычный, не отличающийся от других вечер Геббельс о нем рассказывает. Гитлер знает эту историю наизусть, но она такая забавная, что ему нравится слушать ее снова и снова. Путци надо было лететь на самолете в Лейпциг. В воздухе второй пилот сообщает ему, что его высадят в Испании, на «красной территории», где он, как это сформулировано, должен будет шпионить в интересах Франко.
Это приказ фюрера. Путци в панике. Объясняет, что это невозможно, что это какая-то ошибка, он этому не обучен. Долго умоляет пилотов, унижается. Экипаж в курсе розыгрыша, не поддается на уговоры, постоянно информирует пассажира о продвижении самолета и предупреждает, что необходимо готовиться к вынужденной посадке.
По ходу рассказа вождь хохочет, гости тоже смеются, и архитектор вместе со всеми.
В конце концов самолет без проблем приземляется в Лейпциге. Это была шутка, и Путци преподали хороший урок. Но ближний круг смеется уже не так весело, когда узнает, что пресс-секретарь, до смерти напуганный этим приключением, рванул за границу, прихватив государственные секреты. И все же они хорошо посмеялись, архитектор, Геббельс и все остальные. В своих «Воспоминаниях» Шпеер продолжает потешаться над этой историей; похоже, его отношение к ней не слишком изменилось. Он вообще пересказывает много шуток и розыгрышей, до которых вождь был так охоч и