После просьбы кастинг-директора Таня послушно начала есть, питаясь исключительно гамбургерами, пастой и пиццей. Вес прибавлялся, вот только росло все, что может, кроме щек. И Таня упорно продолжала работать на образ. В итоге щеки все же появились, но за считаные недели актриса плюсанула чуть ли не на два десятка килограммов, и непривычный к новому весу организм не справился – Таня подвернула и сломала ногу и за неделю до съемок оказалась в гипсе.
Гипс она сняла сама в домашних условиях, не дожидаясь разрешения врачей, боясь потерять роль. На съемки пришла хромая, с несросшимся до конца переломом, объяснив хромоту обычным растяжением. И сыграла так, что в кадре вы этого не заметите при всем желании. Более того, даже на площадке никто так и не понял, что у актрисы сломана нога.
Одной из первых художественных площадок, на которых я умудрился побывать основательно, а не наскоком, была площадка зимнего блока сериала «Великая».
Основная часть материала уже была отснята, зимний блок завершал съемки, но при монтаже основного материала выяснилось, что несколько сцен требуется переснять, и их пересъем прицепили к зимнему блоку.
Андрей Миронов в свое время читал юмореску о том, как зимой снимается сцена на пляже. Зрители хохотали, было весело. Так вот в этой шутке только доля шутки. Причем доля незначительная.
На дворе стоял январь. Мороз был градусов двадцать. Летнюю сцену переснимали в Петропавловской крепости. По сцене Екатерина и Дашкова в окружении Орловых и гвардейцев выходили из кабака. После чего будущую императрицу и ее подругу сажали в карету, и они уезжали. Для Орлова и еще одного персонажа сцена продолжалась – они шли дальше и вступались за Потемкина, который впервые появлялся в сюжете.
На героинях были летние платья, на героях – летние мундиры. В этом всем они должны были улыбаться, не трястись от холода и довольно долго существовать в кадре.
Снег и лед убрали, отскоблив брусчатку до летнего состояния. Снег на газонах прикрыли рогожей, чтоб глаза не мозолил. Графика в то время не помогла бы, потому как была еще очень дорогой и не настолько прокаченной, как сейчас. Единственное попадающее в кадр лысое дерево решили проигнорировать. Все же Питер – здесь и летом можно найти дерево без листьев. Герои вышли из кабака и радостно потопали к карете, продолжая разговор.
Артисты смотрелись органично. Глядя на них, и впрямь можно было подумать, что сейчас лето, если бы не одно «но». Изо рта у них на морозе шел пар. Съемку остановили, размышляя, что делать дальше, и тут кто-то от грим-цеха выдал рецепт: «А пусть они водички ледяной попьют – какое-то время парить не будут».
Рецепт оказался рабочим. Артисты в летней одежде пили на двадцатиградусном морозе ледяную воду и самоотверженно шли в кадр. Сцена в фильме стоит посреди летнего блока. Заподозрить, что ее снимали зимой, невозможно. Во всяком случае, за десять лет существования сериала этого не заметил никто.
– Тебе их не жалко? – спросил я у исполнительного продюсера, когда сцена наконец была снята.
– Нет, – отрезал он. – Это их работа, я их в актеры не гнал – сами пришли. Вот и пусть работают. А если я их жалеть начну, я с ума сойду.
Вторая переснимаемая сцена была осенней. Ее снимали там же, в Петропавловской крепости, только в другом ее конце и уже ближе к вечеру, когда стемнело и похолодало. Лед и снег привычно убрали и замаскировали. Артисты оделись в демисезонное.
В сцене секретаря Бестужева, несущего важное письмо, перехватывали, пыряли ножичком, укладывая на промерзшую брусчатку, после чего два героя выходили на передний план и довольно долго разговаривали, оставив труп у себя за спиной. Трупу было все равно, он был уже мертвый, в отличие от изображавшего труп актера, которому было под шестьдесят и которому в этом далеко не юном возрасте приходилось лежать в двадцатиградусный мороз в осенней одежде на промерзшей брусчатке.
Сцена была длинной, уйти из кадра он не мог, и незаметно подложить под него что-то тоже не представлялось возможным. Один раз еще можно было бы перетерпеть, но в кино никогда не бывает с первого раза.
Секретарь Бестужева бежал, его пыряли ножом, укладывали на брусчатку и выходили на первый план, чтобы поговорить, но разговор не клеился. Один из артистов забывал текст и сбивался. После чего звучало: «Стоп! Будет дубль» – и все начиналось сначала: секретарь Бестужева вновь ловил нож под ребро, ложился на брусчатку, двое выходили на первый план и обсуждали изъятое у зарезанного письмо, пока один из них снова не путал текст.
Кадр был снят с восьмого дубля. После чего успех понадобилось закрепить. В общей сложности возрастной артист пролежал на промерзшей брусчатке, наверное, около часа.
– Кадр снят. Сцена снята, – сказал наконец режиссер.
– И мы благодарим артистов, – добавил исполнительный продюсер.
– У тебя артист завтра не встанет, – тихо заметил я исполнительному.
– А это уже не мои проблемы, – хладнокровно-цинично ответил он. – У него сегодня крайняя смена на проекте – может хоть лежать, хоть болеть, хоть умереть.
Говорит режиссер
Возвращаясь к мысли о том, что в кино все всегда происходит не так, как запланировано, хочется рассказать одну историю.
Дело было опять на съемках картины «Золото». Во время подготовки я бросился читать литературу на тему реалий жизни на Урале в XIX веке. И вычитал, на свою голову, удивительный факт: богатые екатеринбургские купцы развлекались следующим образом – летом, в самую жару, они засыпали улицу мукой, надевали шубы и, загрузившись алкоголем и, разумеется, гулящими девками, катались на санях, празднуя Новый год.
Прочитав это, я пропал. Нужно снять эту сцену! Она невероятным образом контрастирует с характером главного героя – то что нужно!
С девками и алкоголем в Екатеринбурге проблем нет. А вот с мукой… Муки нужно много. Очень много. Не знаю… Состав, наверное! Бюджет таких расходов не потянет. Да и где ее взять, муку эту?
Но я был молод, задорен и неумолим. И несчастные продюсеры во главе с главным героем фильма Сергеем Безруковым отправились по инстанциям.
Чего им это