Ярость – вот все, что осталось у Взлетающего Орла.
– Гримус, – сказал он, – если вы сейчас же не покажете мне Каменную розу, то я сам с радостью придушу вас за то, что вы сделали с моей сестрой. Придушу прямо сейчас, на месте, прежде чем пробьет час вашей так тщательно планируемой смерти. И это будет самая жалкая и ничтожная кончина.
– Ничего себе, – ответил Гримус. – Вот это вы разозлились. А я как раз собирался вести вас к Розе. Мне нужно перенастроить ее, чтобы открыть Врата.
Гримус повернулся и спокойно направился в угол комнаты, тот, что располагался ближе всего к центру дома.
Быстрым движением он распахнул вторую потайную дверь. Внутри, в самом сердце дома, и находилась Каменная роза.
Стало ясно, отчего у дома такие безумные очертания. Лабиринт его комнат настолько сбивал с толку, что тайная комната оставалась совершенно незамеченной. Взлетающий Орел, уже несколько раз с момента своего прибытия пытавшийся мысленно нарисовать себе устройство дома, и не догадывался о ее существовании.
– Входите же, – позвал его Гримус. – Начинается последняя часть Танца смерти и мудрости.
Каменная роза на самом деле вовсе не походила на цветок. Наблюдая за тем, как в маленькой потайной комнатке Гримус настраивает лежащую в гробу Розу, Взлетающий Орел начал многое понимать.
Вокруг центрального стержня Розы, ее стебля, имелось несколько тонких звездообразных каменных пластин. Всего Взлетающий Орел насчитал их семь. У двух верхних было по четыре острия, у следующего – восемь, затем – шестнадцать, и так далее. Каждая пластина могла вращаться относительно стебля независимо от других. Настройка Розы, по всей видимости, заключалась в выстраивании этих пластин в необходимое положение друг относительно друга. Именно этим сейчас и занимался Гримус. Примерно на середине стебля, на удобной для руки высоте, располагалось специальное утолщение.
– В некоторых других измерениях, – сообщил Гримус, – Предмет выглядит совершенно иначе. Его форма устанавливается в соответствии с возможностями доминирующего вида. Розу можно настраивать для различных вариантов искривления пространства, Путешествий в параллельные измерения и так далее.
– Только не думайте, Гримус, что вам удалось убедить меня, – отозвался Взлетающий Орел. – Я намерен уничтожить эту штуку. Вы не можете ее контролировать. Это она контролирует вас. И потом, происходят провалы во времени. Роза повреждена, Гримус. Она опасна. Поэтому опасны и вы.
Глаза Гримуса на мгновение блеснули, но потом снова потускнели.
– Прошу вас, подождите, – заговорил он тоном, в котором впервые звучала мольба. – Я хочу показать вам еще одно мое открытие. Если и оно окажется не в силах убедить вас в огромной ценности Розы, в необходимости сохранять и оберегать ее после того, как меня не станет, то я позволю вам сделать с ней все, что вы захотите. Но сначала еще один прибор.
Взлетающий Орел не мог отказать. Его ведь просили о такой малости. Теперь, когда он знал, где находится Роза, Гримус не мог его остановить. Кроме того, Взлетающий Орел был вооружен. Не только луком со стрелами, но и другим, гораздо более мощным оружием – чувством долга. Перед Вергилием. Перед самим собой, перед своим разрушительным прошлым. На этот раз его Ионы послужат благому делу: уж коль скоро он разрушитель, то пусть хотя бы разрушает опасные вещи.
Гримус переместился в дальний, темный угол потайной комнаты. Там он снял покрывало с маленького предмета, покоившегося, как и прочие артефакты Гримуса, на специальном пьедестале. Это оказался прозрачный шар с ручками по бокам. Гримус взял шар за одну из ручек, и внутри того немедленно зажегся свет.
– Я предвидел, – сказал он, – те трудности, с которыми мне придется столкнуться, разъясняя вам мою точку зрения. Для облегчения процесса взаимопонимания я концептуализировал этот Субсуматор. Если вы возьметесь за вторую его ручку, мы с вами сможем общаться телепатически. Через этот шар. Вы согласны?
Взлетающий Орел секунду помедлил в нерешительности.
– Что, испугались? – спросил Гримус своим певучим детским голоском.
– Нет, – отозвался Взлетающий Орел.
Он мог выдержать все, что мог выдержать Гримус, этот старый ребенок. Взлетающему Орлу уже приходилось доказывать силу своей воли, и не раз.
Он положил магический посох на край гроба и шагнул к Гримусу. Потом, сделав глубокий вдох, ухватился за ручку – как он там назывался? – Субсуматора.
Последнее, что он запомнил, еще будучи Взлетающим Орлом, – это пронзительный и очень довольный голос Гримуса, крикнувшего ему следующее:
– Матушка всегда говорила мне: чтобы заставить человека принять новую идею, его нужно обмануть!
(Я был Взлетающим Орлом.)
(Я был Гримусом.)
Я. Я сам. Я и, отдельно, он. Я и он вместе внутри сияющей чаши. Да, примерно так и было. Я и он перетекаем из своих оболочек внутрь сияющей чаши. Тихо, не спеша. Ты поглощаешь меня, я поглощаю тебя. Смешение, соединение. Станем же едины. Сольемся вместе. Я это ты это я. Такими были его мысли.
Да, примерно так и было. Похоже на печать. Да, на печать. Нажим, и его мысли отпечатались поверх моих, под моими, в моих и среди моих. Его мысли – мои. Мои – его. Нет ничего легче поглощения. Оно легкое, как полет стрижа. Двое вместе, два стрижа, и тут же один наполовину-орел-наполовину-он, а другой – наполовину-он-наполовину-орел. Да, примерно так и было. Мы были одним целым внутри сияющей чаши, но двумя людьми здесь, во плоти. Да.
Мой сын. Сознание Гримуса устремилось ко мне. Ты мой сын, я даю тебе свою жизнь. Я стал тобой, я стал тобой, ты мной. Сознание Гримуса неслось сквозь меня. Монах в оранжевом одеянии излился в меня в мыслительном оргазме. Полукровка, полусемит, военнопленный со всеми своими противоречиями, в котором вневажность личности сосуществует с абсолютной необходимостью передать кому-нибудь эту личность, необходимостью жестокой, неотвратимой, сознание Гримуса неслось сквозь меня. Его «я» влетело внутрь, подгоняя себя мощными ударами крыльев. Сын мой, сын мой, я взрастил тебя так, как только может сделать это отец, навечно приговоренный к бесплодию.
Свет внутри прозрачного шара погас; передача состоялась. Я отпустил его ручку – мое тело снова принадлежало мне, и я мог им управлять. Он тоже разжал свои пальцы. Шар упал.
И разбился вдребезги о каменный пол.
– Теперь, – произнес он, – мы с тобой одно и то же. Теперь ты меня понимаешь.
Он безумен? Но что такое безумие? Было бы просто назвать его безумцем, но теперь он внутри моей головы, и все его мотивы мне понятны. И это такие мотивы, которые трудно выразить словами. Наводящий ужас лагерь для