Но все еще есть я. Я, которое находится внутри меня и которое не он.
Мы ведем войну за Розу.
– Вот, взгляни, – сказал Гримус. (Я был в нем, и он был во мне. Субсуматор работает в обоих направлениях.)
Он поднял небольшое зеркальце на уровень груди так, чтобы я мог увидеть в нем свое отражение.
Мои волосы поседели. Мое лицо стало его лицом, точной копией, на моих плечах сидела его голова.
Я был Взлетающим Орлом.
Была и вторая потайная дверь – она вела в комнату, где спала Мидия. Крошечная каморка Розы, расположенная в самом центре дома, соседствовала почти со всеми его комнатами. Гримус (частично ставший теперь Взлетающим Орлом) за руку привел Мидию к гробу с Розой, у которого стоял я.
– Оставайтесь здесь, – сказал он. – Заботьтесь друг о друге. Они уже скоро будут здесь. Но об этой комнате не знает даже Птицепес.
На его лице был страх. Я узнал этот страх – он был моим. Это я внутри Гримуса боялся приближения смерти.
– Теперь ты не причинишь вреда Розе, – сказал он. – Мы с тобой одно целое.
И он ушел.
– Что он сделал с тобой? – шепотом спросила Мидия. – Ты стал другим.
Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами.
Я взял ее за руку. Мидия не изменилась – и на том спасибо. Единственная точка постоянства в этой преображенной вселенной.
Роза. Тот он, что был теперь во мне, обладал собственной волей и заставлял меня подчиниться своим желаниям. Мое я во мне было ослаблено, оно еще не опомнилось от пребывания в Субсуматоре. Я долго-долго смотрел на Розу. Взгляд мой был устремлен к утолщению посередине стебля, руки неодолимо тянулись туда, как железо к магниту. Хотя, возможно, это он во мне так стремился ухватиться за Розу.
Внезапно я сделал это. Схватил Розу за это утолщение. Оно удобно легло мне в руку. Потом я закричал, и Мидия тоже закричала. Я закричал от боли. Мидия закричала, потому что я бесследно исчез из комнаты.
Я отправился в Путешествие.
Первое перемещение во Внешние измерения всегда сопровождает боль. Вселенная вдруг распадается, и на долю секунды ты становишься крохотным сгустком энергии, скользящим по поверхности моря немыслимо огромных сил. И это сокрушительное, мучительное ощущение. Потом – столь же неожиданно – вселенная собирается воедино.
Создавая Предметы, связывающие бесконечное множество Существующих и Потенциальных измерений, ашкваки всегда включали в них особый элемент, луч которого был постоянно направлен на их планету, Язлем. На Каменной розе такую функцию выполняло утолщение на стебле.
Я был там, на Язлеме, под звездой Целнос, на самом краю галактики Тучный Мельп, в ашкваковой Левсеянне. Я сидел на широком плоском камне, окруженный небольшим пузырем воздуха. Меня изучали.
Снаружи над моей головой чернело небо с желтым солнцем, вокруг стояло несколько каменных монолитов.
– Они похожи на квакш, – подумал я. – На гигантских каменных квакш. (Я-я подумал так, а не я-Гримус. Я-Гримус копил силы для заключительной схватки за Розу.)
– Это Гримус? – возникла в моей голове посторонняя, не оформленная в слова мысль. Вслед за ней появилась другая, более глубокая, более мудрая мыслеформа: – Да… нет… ах, все понятно.
Меня как будто раздели догола. Мой разум был просканирован.
– Где вы? – закричал я, и я-Гримус внутри меня объяснил, что все эти монолиты вокруг – гигантские, комковатые, окруженные все как один прозрачной дымкой, – самая высокоразвитая форма жизни во всех галактиках и что вторая мыслеформа, появившаяся в моей голове, принадлежала величайшему мыслителю, самому Абажу.
– Кажется, что Не-Гримус в нем имеет не слишком значительную силу, – появилась третья мыслеформа.
– Хорошо. – Это снова был Абаж. – Послушайте, – подумал он мне, чуть громче, чем было нужно, словно человек, пытающийся что-то втолковать бестолковому иностранцу. – Мы – ашкваки.
Вслед за этим последовала быстрая смена мыслеформ, из которой я узнал, как развивалась раса ашкваков и возникли Предметы.
– Нас беспокоят две проблемы, – подумал Абаж. – Первая связана с ашкваком Коаксом, который без всякой на то необходимости обосновался в вашем Немезирии. Если вы повстречаете Коакса, очень прошу вас передать ему, что после его Плохого упорядочения путь на Язлем ему закрыт. Появляться здесь ему категорически запрещено. Коаксу придется окончить свои дни в вашей Немезирии.
– Ах, – подумал я.
– В этой связи возникает вторая проблема, – продолжил Абаж. – Мы, ашкваки, крайне встревожены тем, что Гримус применяет Розу не по назначению. Она не была создана для того, чтобы с ее помощью перемещались внутри одного Немезирия. И это не волшебная коробка для производства пищи. Использование Розы для получения (Абаж несколько мгновений подыскивал нужную мыслеформу) пакетика кофе – коренное нарушение техники Концептуализации.
Но более всего нас волнует тот Субнемезирий, который Гримус создал на вершине горы. Субнемезирии концептуально неустойчивы. Любое место либо является частью какого-либо Немезирия, либо нет. Концептуализация места, которое и является частью Немезирия, и скрыто от него, может привести к дезинтеграции Предмета. Нам хотелось бы, чтобы существование этой нелепой Концепции было немедленно прекращено. Это все, что мы хотели сообщить вам. Можете возвращаться.
Я чувствовал, как я-Гримус во мне дрожит от ярости: упрек Абажа ему не понравился. Затем я сообразил, что имею отличную возможность задать вопросы, ответить на которые лучше, чем ашкваки, никто не сможет.
– Абаж, – подумал я.
– Да? – Короткая мыслеформа была полна сдержанного раздражения великого ума, отвлеченного от своей работы.
– Провалы во времени, которые происходят в нашем Измерении, – это результат повреждения Розы?
– Нам это неизвестно, – пришел ответ. – Ваш Предмет – единственный, который был поврежден, и только в вашем