– Тебе не обидно? – поинтересовался я. – Мы здесь в одной постели, а разговоры ведем о другой женщине.
– Обидно, нет ли, какая разница? – вздохнула хозяйка, опять прижимаясь ко мне. Погладив по груди, сказала: – Ласковый ты, Ваня, и хорошо мне с тобой. Стыдно сказать, но спасу нет – как хорошо. Меня раньше так никто не ласкал. Что с супругом покойным, что с любовником моим единственным все просто было – ложись, подол задирай. Ну, любовник-то хоть помогал.
Мне отчего-то резануло по сердцу воспоминание женщины о ее бывшем муже, о любовнике, хотя и знал об обоих раньше. Инстинкт собственника, не иначе.
– С тобой, Иван Александрович, словно счастья немного получила. Мне через три года сорок лет стукнет, понимаю, недолго радоваться осталось. Но я и тому рада, что сейчас есть. Могло бы и этого не быть.
Повернувшись к женщине, принялся поглаживать ее по спине, по плечам. Вздохнул:
– И почему нельзя сразу двух жен иметь?
– Ой, Иван Александрович, ты меня уморил, – засмеялась хозяйка. – Хочешь, как у турок или арабов, гарем завести? Не забывай, что у нас не восточные женщины, а русские бабы, пусть и дворянки. Леночка – девушка хорошая, но что будет, если ей мужа с кем-то делить придется? И тебя убьет, и меня. Тебя убьет, ладно, заслужил, а меня-то за что? И я сама Елену убью, если она на моей кухне хозяйничать примется.
– Можно прислугу нанять, – предложил я. – Тогда и ссориться не о чем.
– Трудно, Иван Александрович, хорошую прислугу найти. Сама обжигалась. Наняли как-то девку из деревни – это еще когда муж был жив. Дров наколоть, воды наносить. Работы немного, поутру только, жалованье положили два рубля в месяц. Вроде девка трудолюбивая, покладистая, а она деньги у нас украла, двадцать рублей. А у подруги моей – не здесь, в Устюжне, горничная хахаля приводила, хозяйскую наливку вместе с ним пила, потом водой разбавляла. Крупу воровала, муку с маслом. Вроде понемногу, но все равно – неприятно. Беда с прислугой! Даже если хорошая попадется, то глаз да глаз нужен. Не присмотришь, делать ничего не станет. Кто прислугой командовать станет? Я одно скажу, Лена другое, кого слушаться? Горничная – пусть она золотая, но все равно хозяйский дом для нее чужой. И кухарка, пусть и того толковей, лучше хозяйки ни щи, ни кашу не сварит. Одно дело для себя варить, другое для других.
Хозяйка немного помолчала.
– Понимаю, про двух жен ты в шутку сказал, не может этого быть, но представила, как у вас с Леной ребенок родится. У вас счастье, радость, а мне каково?
Мне снова стало жалко Наталью Никифоровну, которую я теперь именую только по имени-отчеству, а она, потянувшись, прижалась ко мне еще плотнее и хмыкнула:
– А мне, Иван Александрович, предложение сделали.
– Предложение? Кто сделал? – удивился я.
Вообще-то, хотел возмущенно взреветь: «Кто посмел?» Моей квартирной хозяйке, да еще и любовнице, делают предложение, а я про это не знаю? Между прочим, меня нужно в первую очередь спросить, соглашусь ли, чтобы Наталья отдала кому-то руку и сердце.
– Сватается ко мне Петр Генрихович Литтенбрант, – пояснила хозяйка. – Хотела тебе попозже сказать, но какая разница?
Ничего себе! Литтенбрант сватается?! Получается, я сам зазвал в дом гремучую гадину, которая воспользовалась моим доверием. Влезла, понимаете ли, гадюка в сапогах, прямо в душу! Нет, не зря он мне показался похожим на аглицкого джентльмена. Английскую культуру люблю, писателей тамошних, архитектуру, сериалы про Шерлока и инспектора Барноби уважаю, но саму Англию терпеть не могу. От нее России сплошные пакости – то наше Поморье захотят присоединить к английской короне, то Петра Великого отравят (версия, хоть не доказана, но мне нравится), да и других бед от англов хватает. И пусть Петр Генрихович не англичанин, а остзейский немец по крови, это ничего не меняет. Влез, мерзавец, в мой дом (ладно, в квартиру, которую снимаю) и украл сердце моей женщины. Или еще нет?
– Когда ты с ним увидеться успела? – спросил я тоном супруга, узнавшего, что обзавелся рогами.
– С тех пор, как ты его в гости приводил, ни разу не виделись, – засмеялась хозяйка. Легонько щелкнула меня по носу, потом поцеловала и поинтересовалась: – А вы, Иван Александрович, ревнуете, что ли?
Я попытался ответить, но получилось нечто нечленораздельное, вроде рычания. Кое-как справившись с собой, ответил правду:
– Есть немного. – Подумав, добавил: – Понимаю, что права ревновать тебя у меня нет, но все равно – (чуть не сказал – словно серпом по важному месту) – будто резануло меня…
– Вот, Иван Александрович, все мужчины одинаковые, – хмыкнула хозяйка. – Самим на сторону ходить вроде не зазорно, а коли женщина сходит – беда. Но я тебе не изменяла, да как бы смогла? Не вру – мы с Петром Генриховичем единственный раз виделись.
– Один раз виделись, а он уже в жены зовет? – удивился я.
– Говорит, понравилась очень. Мол, мечта я всей его жизни. Он, как в Нелазское вернулся, письма мне пишет. Сначала писал о природе, об охоте, потом стихи принялся посылать.
– Литтенбрант стихи пишет? – удивился я.
Наталья Никифоровна откинулась на подушке и с чувством прочла:
Я вас люблю, – хоть я бешусь,
Хоть это труд и стыд напрасный,
И в этой глупости несчастной
У ваших ног я признаюсь!
– Подожди, но это же не его стихи, – опешил я. – Это Пушкин.
– Я знаю, кто эти стихи написал, – парировала хозяйка. – А что здесь плохого? Зачем самому писать, мучиться, если на свете столько прекрасных стихов? Все равно Петр Генрихович лучше Пушкина или Лермонтова не напишет.
Крыть нечем. Не то, что следователь-охотник Литтенбрант, но, пожалуй, никто другой лучше Пушкина не напишет. Можно сто раз сказать, что поэты моего времени сильнее, нежели Александр Сергеевич или Михаил Юрьевич, но это только слова.
– Как стихи перестал писать, предложение сделал – дескать, он сам вдовец, и я вдова, но оба еще не старые, почему бы не пожениться?
– И что ты решила? – поинтересовался я, стараясь оставаться спокойным.
– Что решила… – в раздумчивости протянула Наталья Никифоровна, потом сказала: – Наверное, приму его предложение. Знаешь, Ваня, надоело мне одной жить. Понимаю, счастье с тобой привалило, но надолго ли? И оно незаконное, некрасиво. Ты парень молодой, с Леночкой Бравлиной поженитесь – дай бог вам любви и деток. А