Можно ли в принципе назвать это проигрышем? Или это была замысловатая заявка на победу? Кейт не знала, а она ненавидела что-то не знать.
– Ты в порядке? – Закрыв за собой дверь, Пэм бесшумно приблизилась к ее кровати. – Тебя не было на завтраке.
Уэльс делила с ней спальню, которая, по правде говоря, была неприлично просторной для двух человек. Каменная арка посередине визуально разделяла комнату на две части – у каждой было свое пространство с кроватью, столом и шкафом, а еще общая ванная и большое двухстворчатое окно. Ее комната в доме у родителей была в три раза меньше, а одним туалетом они пользовались всей семьей, что было особенно проблематично в утренние часы пик.
– Я в порядке, – ответила ей Кейт, даже не повернув головы.
– Ты лежишь одетая и пялишься в потолок, – фыркнула Пэм и тут же села на край ее постели.
Никакого такта и никакой гигиены. Благо она успела застелить кровать.
– Французский только через час, – напомнила подруге Кейт.
И в группе с ними учился Кайрос Блэквуд. Господи. Может, ей повезло и он взял другое время?
– Ты сама не своя после того, как присоединилась к нам вечером.
– Я же сказала. На меня напали Кайрос и компания.
Как еще она должна была объяснить ссадины на руках и коленях? Да и зачем врать? Ничего странного же не произошло.
Почти.
– Они нападают на тебя с первого курса, но ты именно сегодня лежишь здесь, словно мумия.
Это правда. В худшем случае Кейт тихо плакала, закрывшись в ванной, а в лучшем по ней нельзя было даже сказать, что что-то произошло.
– Я просто отвыкла от этого за каникулы.
– Оу, дорогая.
Пэм только волю дай кого-нибудь пожалеть, поэтому она с удовольствием приняла эту версию и заставила Кейт привстать, чтобы ее обнять. Объятия Рейнхарт, честно говоря, не любила, но Пэм все-таки сестра Патрика, и отказывать ей в близости – верх грубости.
Знала бы она, что Кейт теряет голову из-за ее драгоценного брата-двойняшки, то придушила бы ее с точно таким же энтузиазмом, ведь лучшие подруги должны делиться всем, а не хранить тайны, касающиеся их собственной семьи.
– Все хорошо. Просто пропал аппетит, и я решила остаться в комнате. Честно, я в норме.
– Ну раз ты так уверена.
Отпустив ее, Пэм со вздохом выпрямилась.
– Если тебе не нужна моя помощь, я схожу найду Патрика. Его тоже не было на завтраке.
– Он плохо себя чувствует?
Вопрос вырвался автоматически и прозвучал слишком эмоционально для кого-то, кто просто интересовался состоянием брата подруги.
– Нормально он себя чувствует, – закатила глаза Пэм, к счастью проигнорировав ее оплошность. – Нейт сказал, что он не ночевал в комнате. Вероятно, Сильвия по нему соскучилась.
Сильвия была настоящим ночным кошмаром. Рыжеволосая бестия без принципов и нравов. Она вешалась на Патрика при любой возможности, а когда шептала ему что-то на ухо, не забывала профессионально вылизывать ему ушную раковину. Кейт буквально от нее тошнило, но, кажется, восемнадцатилетние парни были в восторге от таких девушек.
– Мы сходим вечером к озеру?
Это была маленькая традиция их группы – собираться у костра, гулять и делиться историями, накопившимися за каникулы. У Кейт их было немного, но зато у Пэм и Патрика – предостаточно.
– Сходим, конечно. Только сначала нам с тобой надо пережить французский.
Кейт улыбнулась, предвкушая почти романтический вечер с Патриком (и плевать, что не только с ним). Возможно, ее пассивность высмеяла бы любая более опытная студентка, но Рейнхарт работала с тем, что было.
Пэм ускользнула из спальни, а Кейт решила немного прогуляться по замку перед занятием. Будет неплохо, если она найдет Нейта в теплице, где он любил читать в одиночестве. Эшер был единственным, кто ее понимал, и единственным, кому она разрешала себя критиковать.
Надо сказать, что даже вдали от элитной академии у Кейт не наблюдалось единомышленников. Район, где она росла, за глаза называли неблагополучным, и дети там предпочитали прислушиваться к знакомым карманникам, а не к учителям: перспектива заработать на знаниях выглядела куда менее привлекательно, чем возможность поживиться здесь и сейчас на ловком воровстве. Родители опекали ее от всевозможных плохих компаний как могли, но в итоге Кейт оказалась чужой для обоих миров. В Винтерсбруке ее считали недостаточно богатой и благородной, а в южном Лондоне она выглядела слишком сытой для серой массы голодных подростков, которые так и жаждали на нее наброситься.
Жизнь была бы куда проще, если бы она смогла прибиться к одному из этих берегов и по-настоящему там обосноваться. Ее тетя Мэри, например, не могла похвастаться тактичностью ее матери и открыто намекала на необходимость охмурить какого-нибудь богатого студента. Кейт же хотела податься на стажировку в независимую газету и стать известным международным журналистом. Возможно, она могла бы прославиться как первая выпускница Винтерсбрука, которой не понадобились влиятельные покровители, чтобы стать полноценным членом общества. Как говорится, мечтать ей никто не запрещал.
Теплица находилась недалеко от главного холла, так что Кейт спустилась к ней в два счета. Под общежития в замке была выделена башня, а в основном корпусе располагались кабинеты, торжественный зал, библиотека, места отдыха и лабиринты из коридоров. Последние на первом этаже вели к внутреннему дворику, где и находилась заветная стеклянная дверь. Та, как обычно, открылась лишь с третьего толчка, но, стоило Кейт попасть внутрь, она сразу же увидела вдалеке кудрявую макушку друга.
– Ни дня без меня прожить не можешь, Кейти? – пошутил Нейт, услышав ее шаги.
– Откуда ты знаешь, что это я?
Эшер закрыл книгу, загнув уголок нужной страницы, и обернулся, сверкая теплыми зелеными радужками.
– Кому еще могла пригодиться теплица утром в первый учебный день?
Закатив глаза, Кейт села к нему на деревянную скамейку. Любимое место Нейта располагалось в самом сердце просторной теплицы, укрытой под высокими арочными стеклянными сводами, опирающимися на резные колонны из светлого камня. Стены внутреннего дворика академии были выложены старинным кирпичом, а внутри теплицы они давно заросли мхом и вьюнками. По периметру тянулись цветущие кусты жасмина и лаванды, наполняя воздух сладковатым ароматом.
В солнечном свете, часто пробивающемся сквозь стекло весной и летом, тени листьев ложились узорчатыми пятнами