Своими подметными письмами «пророки» пытаются отвлечь советского человека от активного участия в общественной жизни, привить ему идеалистическое мировоззрение. Конечно, 999 человек из тысячи либо просто посмеются над этой мазней, либо возмутятся беспардонным покушением на их совесть. И в том, и в другом случае «святое» письмецо, как и прочую ненужную бумажонку, ждет одна известная участь… Но вот один-то из тысячи все-таки, может быть, и усомнится, заколеблется, поверит…
Есть же у нас еще люди малограмотные, отсталые, а бывает, и подавленные каким-нибудь личным несчастьем, тяжелым переживанием. На них-то и рассчитывают трусливые пророки.
* * *
В нашей стране свобода совести и убеждений граждан охраняется законом. Никто никого не принуждает отрекаться от религиозного вероисповедания или, скажем, ходить в клуб. За всеми гражданами признается свобода отправления религиозных культов и свобода антирелигиозной пропаганды.
И «апостолы» всяких религий очень любят ссылаться на это законоположение. Однако сами они не брезгают применять методы прямого насилия, шантажа и спекуляции для того, чтобы уловить в свои сети души «грешников».
Некая добрая мамаша Мария Платоновна М., активная прозелитка секты баптистов, ведет систематическую травлю своего двадцатилетнего сына-комсомольца Виктора за то, что он решительно и бесповоротно порвал с сектантами. Следуя наставлениям своих «отцов»-проповедников, она не остановилась перед тем, чтобы разрушить семью своего старшего сына Анатолия, развести его с женой, заставить бросить ребенка — и все это ради того, чтобы удержать Анатолия в секте. Это ей удалось.
А вот младший сын оказался более волевым и сознательным парнем и не поддается ни увещаниям, ни угрозам. Тогда Мария Платоновна пускает в ход клевету и шантаж (против родного сына — во имя «духа святого»!). Одев личину ханжи, Мария Платоновна ходит по разным учреждениям и жалуется на «нерадивого сына». Но когда и это не помогло, мамаша пошла на уловку: припрятала паспорт Виктора. Ему надо ехать в дом отдыха, а паспорта нет! Вот если бы он согласился «выписаться из комсомола» и пойти на поклон к паукам-баптистам, паспорт был бы у него в кармане…
Ради чего? Ради чего так старается ослепленная религиозным дурманом Мария Платоновна М.? Ради того, чтобы отнять у своих детей счастье и радость жизни?
Вот, посмотрите, что стало с молодым человеком Аркадием С., которого родители втянули в секту «братьев во Христе».
Недавно это был веселый, жизнерадостный человек. Он женился по любви, обзавелся детьми, увлекался музыкой, мечтал о продолжении образования… Но с тех пор как попал к пятидесятникам, его будто подменили. Теперь это скучнейший меланхолик. Работает без интереса, будто лямку тянет; дома сидит над библией, на жену и детей внимания не обращает, ни с кем, кроме «братьев», не знается. Исчезли для него и музыка, и литература, и кино, и дружба, и вообще — радость реальной жизни.
— На том свете возрадуемся, — всерьез говорит этот тридцатилетний «старец».
Может быть, это и смешно, да не всем. Нельзя стать набожным ханжой, не сделавшись одновременно и тираном. Все домашние заботы и воспитание детей Аркадий возложил на жену, хотя она тоже работает, а сам всецело занялся подготовкой к «инобытию», то есть к переходу в царство небесное. Питается он, впрочем, не «воздушными пряниками», а пирогами, испеченными грешницей-женой… В субботу вечером и в воскресенье Аркадий уходит из дому с «сестрицей во Христе» Лидией на моленье, оставляя жену и детей…
Человек, наполовину похоронивший себя заживо, взявший себе в привычку постоянное притворство, противопоставивший себя обществу… Что ж тут хорошего? Стоит ли стараться матерям, подобным Марии Платоновне М., ради того, чтобы сделать из вольного сокола черного ворона?
«Ворон каркнул — жди беды», — еще и поныне можно иногда услышать такое предостережение от людей суеверных и невежественных. Но ведь это бессмыслица.
В массе своей советские люди давно уже не верят ни в чох, ни в рай, ни в птичий грай. Они верят в силу своего коллективного труда и разума, преобразующих природу. А сектантские вороны каркают себе на голову: ведь они сидят на подгнившем суку, который вот-вот обломится.
Нищие духом
1
Мало кто знал в Заречье кондуктора Екатерину Сычкину: ничем примечательным в труде она не прославилась. Зато скандальная слава «Кати-отшельницы» не раз становилась предметом уличных пересудов. Грубая до вульгарности и неуживчивая с людьми, она не очень-то заботилась о чистоте своей репутации и, как говорится, не боялась греха. Любила выпить и погулять вволю.
А годы шли, шли, да и ушли. Ушли дети, которым она не внушила ни уважения, ни жалости к себе. Ушел наконец и последний сожитель, которого она в свое время «отбила» у другой семьи и гордилась этим. Ушло, поистратилось в кутежах здоровье. Осталась Катерина в своем домике наедине с преждевременной старостью, нажитыми болезнями, тяжким грузом «грехов» на душе и смутным чувством моральной ответственности за неладно прожитую жизнь.
Ответственности — перед кем? Должно быть, перед обществом, перед людьми. Но малограмотная, далекая от общественной жизни Сычкина не могла осознать этого. Угрызения совести и дурные сны рождали суеверный страх, а из страха возникало знакомое с детства представление о боге и нечистой силе.
На ловца, говорят, и зверь бежит. Гонимая страхом, «Катя-отшельница» очень скоро набежала на «ловца душ» из секты пятидесятников и превратилась в кающуюся грешницу Катерину.
— Люди не простят, а бог все простит, — внушали ей новоявленные «братья» и «сестры». — Он милосердный, бог-то, он грешников любит даже больше, чем праведников.
И ома каялась с великим наслаждением, впадая на моленьях в истерическое исступление.
— Так, так, сестрица! — поощряли ее более опытные сектанты. — Радуй бога!
Побывав на одном из таких «радений» у зареченских пятидесятников, старушка М. рассказывала, отплевываясь с омерзением:
— Сначала истошно воют и бьются лбами о пол, а потом уж кто во что горазд. Один петухом поет, другой