— Вот сестра Анна посвятит тебя.
И сестра Анна взялась за дело. Прежде всего она хотела растолковать отроковице смысл основного баптистского правила жизни.
«Испытывай всего»… Что это значит? Это наша греховная жизнь на земле. Мало ли чего бывает в жизни… Но ведь сказано — «держись хорошего». А что «хорошее»? Труд на пользу обществу? Служение Родине? О, нет! Все это — суета мирская. Смысл «хорошего», оказывается, заключен в вероучении евангелистов, и суть его в том, что человек ничтожен в «юдоли сей» и должен постоянно думать о смерти и последующем переходе в «вечное царство загробной жизни». А на земле человеку радости нет. «На небесах отчизна наша», — поется в одном из баптистских гимнов.
На первых порах все это захватило впечатлительную натуру девушки. Однако, чем глубже вникала она в библейскую премудрость, тем труднее становилось согласовывать сектантские понятия «хорошего» и «плохого» с реальной действительностью.
Вот сегодня, например, она впервые почувствовала себя хозяином положения на своем рабочем месте — могучий стальной механизм огромного крана покорно слушался ее маленьких рук: тяжелый и неуклюжий, он проворно сновал в шуме и грохоте, ловко подхватывая и перенося многотонные блюмсы. «Молодец, Лилька!» — кричали ей снизу подкрановые. И весь день не покидало ее восторженное чувство счастья и личного достоинства. Она будто выросла за один этот день. И очень хотелось ей поделиться этими новыми чувствами со своими «сестрами и братьями во Христе». Но…
— Суета мирская! — только и скажет проповедник Иван Трифонович, и в голосе его явственно можно услышать, при этом упрек и предостережение: не поддавайся искушению дьявола!.. Радость в душе у Лили угасла.
Разве это не хорошо, не угодно богу, если ты любишь свою рабочую профессию, стараешься сделать больше положенного по норме и радуешься этому? От прямого ответа на такой вопрос баптистские проповедники уклоняются, однако дают понять: да, нехорошо. Разве ты не знаешь, что труд — наказание божье и что радоваться, а тем более гордиться трудом — грех? В царстве небесном никто не трудится, но все пребывают в блаженстве. «Посмотрите на воронов, — сказал Христос, — они не сеют, не жнут: нет у них ни хранилищ, ни житниц, и бог питает их… Не ищите, что вам есть или что пить, и не беспокойтесь» (Еванг. от Луки, гл. XII).
Значит нехорошо это, если становишься передовым человеком и гордишься своими успехами? Да, Лилечка, нехорошо. Сказано же: «блаженны нищие духом» (Еванг. от Матфея, гл. V, ст. 3) — и «каждый оставайся в том звании, в котором призван». Значит быть тебе, Лиля, воронихой. Смири свою гордыню!
А ей так хотелось учиться! Она ведь еще и средней школы не успела закончить. Сама жизнь, работа заставляли думать об учебе. Новых знаний жаждал ее живой и любознательный ум. Что же, и это плохо? Разве ученье помешает ей быть добродетельной и благоверной? И на эти вопросы не было прямого ответа у «братьев», но… сказано: «познание умножает скорбь». Ученье будет отвлекать тебя от мысли о главном — боге и смерти.
Это было тяжелее всего — постоянно думать о смерти и носить по себе самой траур в девятнадцать девических лет. А что впереди? Все те же келейные радения, елейно-благостные проповеди Ивана Трифоновича да приготовления к «венцу» в светлой обители Христовой. Жизнь, в сущности, обречена.
Перед глазами Лили был живой пример — тридцатилетняя девица Аня К., назвавшая себя «христовой невестой». Нескладная, костлявая фигура с плоской грудью, бледным лицом, с глазами, устремленными горе́ и видящими только «его», но слепыми к жизни… Неужели это и ее, Лили, будущий портрет? Но ведь не все же баптисты такие!
И Лиля стала приглядываться к «сестрам» и «братьям» по вере. Первое, что она разглядела в их лицах, была маска лицемерия. Вот Мария Б. Она выдавала себя за страдалицу, а оказалась просто воровкой-рецидивисткой. Вот истая христианка-евангелистка, почтенная мамаша М-ва, насильно втянувшая сына-комсомольца в баптистскую секту. Виктор сам как-то жаловался Лиле, что мать посылает его воровать дрова. Вот тебе и благочестие! Но особенно поразило Лилю двуличие ее наставницы — старшей «сестры» Анны Васильевны Белугиной, слывшей одной из самых набожных и правоверных евангелисток.
Посмотрели бы вы на нее во время моленья! Ангел воплощенный, да и только! Как правая рука проповедника, она становится на самое видное место, часто произносит выспренние слова о любви к ближнему, о всепрощении, и самое себя в пример всем ставит. И вот…
Как-то однажды, отправляясь на очередное моленье, Лиля по пути зашла в дом «сестры» Анны. В воротах ее чуть не сшибли с ног выскочившие со двора знакомые девушки Маша и Галя, студентки педучилища, квартирантки Белугиной. Девушки были явно чем-то взволнованы, на глазах у них блестели слезы, а в руках они несли собранные кое-как впопыхах свои пожитки. Из раскрытой настежь двери дома вслед им неслась площадная брань, и как ни трудно было признать в этом визге елейный голосок сестрицы Анны, Лиля все же признала его.
— Это не человек, а изверг, — сквозь слезы ответила Маша на недоуменный взгляд Лили и прибавила: — Иди, иди, святоша! И ты такая же будешь.
Но Лиля не пошла в дом. Ей хотелось узнать, что здесь произошло. Девушки рассказали, как Белугина издевалась над ними, без конца вымогая деньги. По целым неделям она держала квартиру нетопленой, чтобы нажиться на дровах. Плату за квартиру забирала вперед, а потом говорила всем, что девушки не платят ей. Своему зятю Виктору она тоже житья не дает, а замужнюю дочь Галину не стесняется и поколотить. А живет Анна Васильевна в основном на средства, от спекуляции разным барахлом, не стесняясь надувать даже своих родственников. На этой почве в доме часто происходят скандалы.
— Все это надоело нам, вот мы и решили уйти, — сказали девушки Лиле. — И ты подумай, на кого молишься.
Да, подумать было о чем. Просто нельзя не думать. Мучительные сомнения зароились в душе у девушки. Искренняя и правдолюбивая, она не могла понять: почему это бог терпит столь явный и низкий обман? Да уж не обман ли и сам он?
Сомнение — первый шаг из тьмы к свету, к познанию истины. Верят — слепые; зрячие — знают. До сих пор Лиля принимала на веру все написанное в библии. Она не замечала ни противоречий, ни явных нелепостей, в великом множестве рассеянных по страницам этой книги, представляющей собою пеструю смесь подлинных фактов из древней истории евреев с небылицами, легенд и народных обычаев — с выдумкой церковников, догадок — с предрассудками. Теперь у нее появилось желание почитать не библию,