— Так неужели мы не найдем женщины или девицы, что захочет побыть Фрейей хоть немного? То есть первой в девяти мирах красавицей?
— Такую-то мы сыщем, — согласился Один, — а вот такую, что согласится помереть… Етуны-то, как обман заметят, ох и недобры к ней станут. Да и ладно бы померла — как она тебе молот передаст?
— А я с ней и поеду, — сообщил Тор, — вот именно за молотом. И даже пообещаю вести себя прилично: не пускать ветры, не оскорблять женишка и не убивать никого, если на меня на первого не нападут. Пусть-де только вернут молот. А бить смертным боем я их начну только как вернусь со свадебки.
— Здорово! — сказал Один, — Вот и ты нарушать клятвы научился! И дешево как: Тюр за науку руку в пасти волка оставил. А ты, на-ка, только насмешек великанских на пиру послушаешь. И то недолго.
— Ничего себе только, — буркнул Тор, — мне тут, в Уппсале, одного хватает для неспокойной печени. Локи зовут… А каково на пиру с десятками таких придется?
— Переживешь, — отрезал Один, — а не найдешь подходящей жены или девицы, и сам заневестишься. Даю тебе, на поиски три дня и три ночи. Многовато, да пусть никто не скажет, что Скиталец о чести асов не заботится!
Пришлось Тору подложную невесту искать. Одна беда — все богини и альвини Фрейей побыть не прочь. А вот помирать или под Трюма — если тот отличий от Фрейи не найдет — ложиться не желают. В первый день опросил всех асиний светлых — ни одна и ни в какую. На второй — всех ваний веселых — кругом отказ. На третий до альвинь дошло. Эти только головами мотают.
— Куда нам, — говорят.
— Жить, — говорят, — хочется.
Вот тут, на месте, Тора пожалеть желающих нашлось немало. Только это у Фрейра охота к женскому полу всегда и везде. А у громовержца под мысли черные, тоскливые, безрадостные ничего толком не выйдет. Потому разутешить себя он не дал. Так и лег в ночь на четвертый день — ждать утра да позора. Лег, поворочался. Вышел во двор. Глянь — а к воротам Уппсалы Хеймдалль торопится. Знать, услышал, что стучит кто-то. А раз только он услышал, стук, знать, тихонький, что мышиной лапкой.
Открывает страж богов ворота. И заходит в них… Жена не жена, девица не девица, девчонка не девчонка… Тростинка рыженькая, Аса-Тору до ремня ростом. На голове словно вороны гнездо свили, из медного беспорядка стоячие уши торчат. Но на поясе не ключей связка — меч да праща. На шее ожерелье — да не из золота-серебра, из пуль свинцовых. В руках посох с острым подтоком и тяжелым набалдашником сверху.
— Я не опоздала на пир? — спрашивает. — А то моего коня кобыла в лес заманила, да и пропал скакун, как не было. Пришлось пешком до палат ваших добираться от самого Ванахайма!
Смекнул Тор, что кобылой той был Локи. Видно, понравилось ему в прошлый раз, скотоложцу. А раз Локи пытался задержать рыженькую…
Выскочил ас-богатырь из палат своих девчонке навстречу.
— Я — Тор! — объявил, — И мне нужна твоя помощь.
— Слушаю, — и села, где стояла. И повинилась, — Прости, Аса-Тор, шла долго, шла быстро. Совсем ноги не держат. Но если в бой и поход — встану. Да, меня зовут — Нэмхэйн. Сад осенний, река да болото.
И ладошку протягивает, знакомится. Тогда и понял Тор, что перед ним будущий друг. Не собутыльник, что вместе на пиру братину выжрет. Не жена, хозяйственная днем и ласковая ночью. Но та, к кому можно не только повернуться спиной, но знать — и сама не ударит, и других не допустит. Пока жива.
У Тора дар такой — честного человека видеть.
Рассказал защитник асов, что собирался.
— Да кто ж меня за Фрейю примет? — удивилась Нэмхэйн, — А так-то все неплохо. Посидим на пиру, принесут молот… Тут я песенку великанам и спою. Постараюсь не до смерти, но уж как получится. Молот тебе принесу. И поедем обратно: повозка у тебя крепкая, козлы быстроногие. Только если козу на дороге увидишь — бей ее молотом без жалости. Будет это Локи.
— Пророчествуешь? — спросил довольный Тор.
— Нет. Злюсь на асгардского хитреца.
— Аааа. Ну, это-то я тебе твердо обещаю. Никто нас на обратном пути не остановит. Лишь бы мне молот в руки заполучить, а там мы везде пройдем!
Привел убийца етунов Нэмхэйн к светлым асиньям, велел делать из нее Фрейю. Да такую, чтоб етуны поверили — везут к ним самую красивую невесту в девяти мирах!
Обиделась Фрейя: пришлось ей отдать знамениое свое ожерелье, Брисингамен. Обиделась Сив — ее золотые волосы приладили поверх короткой меди, что у маленькой вании на голове росла. Обиделась Фригг — ее очередь была молодильное яблоко есть — скормили замарашке из Ванахайма. Да ладно б омолодили — так нет, та и так ребенком смотрится. Смочили кровью кстати попавшегося карлика, и вышло зелье, превратившее синюшное лицо в румяное. На десять лет хватило. Теперь-то Нэмхэйн снова синяя. У Фуллы отобрали головную повязку. У Гны — туфли с высоким каблуком.
А Один посматривает, говорит — не маловато бы вышло. А Локи все нашептывает, что не тянет пока коротышка на первую красавицу. Наконец, и он замолк. И кивнул Один, и запряг Тор в боевую колесницу, как свадебная украшенную, козлов своих. И повез "Фрейю" в Етунхайм.
А настоящая богиня любви дома осталась — локти грызть. В Етунхайм сама не захотела. Так вот теперь другой и слава первой красавицы — пусть и не навсегда — и сокровища, со всех богинь собранные — а ей, Фрейе, та же Гна обувку никогда не одалживала. Ободрать же волосья у Сив доселе только Локи и ухитрился. И под бочком у громоверца сопеть тоже другая будет. Целую неделю — таков путь до Етунхайма. Особенно обидно было, что счастье досталось дурище, которая этого и не поймёт, а будет с товарищем под одним одеялом, как сестра с братом, только тепло и делить.
Отец же лжи таков — только подумаешь — рядом. И всего-то ему и надо, что соколиные перья. Чтоб повозку, козлами запряженную, обогнать. Да приготовить сюрприз!
Неделю спустя приехали в Етунхайм. Стены высокие, толстые, из таких глыбищ сложены, что ни одному асу не поднять. Внутри крепости скот