— Похоже, они утонут. Сотня быков — такая мелочь по сравнению с погодой над океаном.
— А твоя богиня… Неужели не может помочь? Какое нужно подношение?
У тебя вырывается вздох.
— Для тебя — попросить. Ты точно желаешь, чтобы суффет добрался до Оловянных островов?
— Ну… да!
— Хорошо…
Часть тебя остается любоваться закатом. Другая… Получает в лицо соленой водицей, наотмашь. Ты сердишься, дядюшка, значит, ты не прав. Ни удивленных взглядов, ни коленопреклонений. Люди сражаются со стихией за свои жизни. Им не до тебя. Но твой голос — настоящий — легко перекрывает бурю.
— Плотникам — в трюм! Укрепить детали…
Как хорошо, что городу известно понятие стандарта. Достаточно назвать цифры.
— Весла убрать! Ставить мачты… Рей поднимать на четверть обычной высоты.
Они — поняли. Подчиняются. И вот корабли разворачиваются носом к тяжелым волнам. Укороченные паруса хватают неистовую силу ветра, пенящую вершины валов, и разворачивают навстречу буре. Зачем сила, если есть сноровка? Это было — весело. А еще в голову пришла мысль, ради которой ты задержалась на дубовых досках палубы. Только что спасенные от смерти, люди — слушали. Ты рассказывала, что для того, чтобы удобнее управляться в шторм, нужно укрепить на парусе веревки, которые подтягивали бы часть его к рею… Потом, другой народ назовет эти веревки риф-сезнями.
Жених подруги слушал, вместе со всеми. Важно кивал, возглашал:
— Так будет сделано!
И его люди смотрели на него так же преданно, как и на тебя. Потом вы остались одни: на разрезающем спокойное море носу, в тени от переделанного по словам твоим паруса.
— Советчица… Ты…
Но ты не стала ждать продолжения. Просто исчезла — там и тогда. Так и повелось. Отважный красавец влипает в неприятности, подруга просит, ты выручаешь. Он как-то и сам не заметил, как разжился шкурой вепря — кажется, гибернийский бог устал от жизни и сопротивлялся исключительно для того, чтобы обеспечить певцам кусок хлеба. Так что не прошло и года, как по длинному каналу в круглую гавань вошли истрепанные диремы. Все пять! Кроме драгоценной кабаньей шкуры, они несли олово, и добрые железные мечи, и краски: синь Придайна и нестойкий пурпур Гибернии.
Все, кто смеялся над «эскадрой любви», притихли — поход окупился двадцатикратно. А признанный герой города, собрав верных товарищей, отправился на холм. Благодарить ту, которой было уже не скрыться за скромной ролью собственной жрицы.
Он прошел мимо дома прежней избранницы, не двинув и бровью. Среброщетинная шкура легла под ноги — тебе.
— Мне не надо ничего, — сказала ты.
— А мне никого, — отрезал он, — кроме тебя. Кто бы ты не была.
Повернулся и ушел. А потом явилась подруга. Сначала — глаза выцарапывать. Потом — реветь, у тебя же на груди.
— Ты же сама просила?!
— Я дурааа… А ты богиня.
Права. Ну, если исключить, что богини тоже бывают не слишком мудры. Сидели, зареванные, в обнимку. Смотрели закат. Подруга, насмотревшись на алые облака, уточнила:
— Так ты его прогнала?
— Он сам понял и ушел.
— Жаль. Хоть вы были бы счастливы…
Добрая она… Потом была амфора с вином. Потом вторая. Не нектар, но — сошло.
— Две неразделенные любви лучше одной!
И снова лились слезы. Накатывалась ночная синь.
Ты сидела на ступенях собственного святилища. Голова — пуста, как бочка данаид. Но чтобы у тебя, да не появилось идеи? Ответом твоему радостному воплю служил взгляд, исполненный неуверенной надежды.
— Пошли!
Камни пола еще хранили дневной жар и совсем не хотели тебя слушаться. Ты даже ноготь сломала! Но до тайника добралась. Ты выложила перед подругой сокровища. Все, чем могла помочь.
Панцирь грубой кожи. Не брезгуй, подруга, он крепче железного. Ухватистое, прочное копье. Шлем. Щит. Меч. Вы одного роста, и ей он пришелся по руке. Бронза… черная! Лучше железа. Но и дороже.
— Он молчит? Не назначает испытания?
— Да.
— Что ж, есть ведь и недруги отечества. Начни с тех, кто послабей. Дикие звери, потом разбойники, сухопутные и морские, дикари с границ… А там займемся Иберией, Сицилией — и главным врагом города.
Она шмыгает носом.
— Я что, тебя мало учила? Ты справишься. Я помогу. Вспомни: мы ведь его отвадили!
— Даааа.
Почти ревет.
— Так и вернем…
Или она его забудет. Или умрет. Это верней, но этого ты вслух не сказала.
— И запомни — отныне где ты, там победа…
Она оглядывается на часовню. Ты улыбаешься и машешь рукой вслед героине. А кому еще? Герои — не те, кто совершает невозможное. Герои — те, кто исправляет ошибки богов. Даже те, которые касаются только самих героев…
Сказ о том, как Пирр Геру крестил
За эту историю Пирру было мучительно стыдно. Столько лет прошло. Так старался забыть. Так хорошо получилось — не вспоминать. Но оказалось, прошлое склонно возвращаться, причем неожиданно. Его, тогда простого епископа, и простого пассажира, занесло в ту бухту вместе с кораблем, бурей. Шли на Сицилию от самой Антиохии. У Пирра тогда и голова болела не столько от шторма, сколько от мыслей об идеальном. Никак от диспута отойти не мог. И тут, волей слепой стихии — или провидением Божиим? — зеркальная лазурь. На берегу белеют развалины некогда великого города Метапонта. Команда отправилась набирать воду и охотить свежатину в лесу, уже затягивающем следы бренной человеческой славы. Варвары, пираты, чума… Пыль, ветер — и человек, зубилом и молотом, выламывающий из стены старинной базилики мраморную панель.
— В храм, — объяснил, — покровительницу города порадовать.
— Метапонт жив? — удивился Пирр.
— Метапонт вот, — обвел рукой руины каменотес, — как и вся слава Великой Греции, но люди живы. Выше, в холмах, мы поставили новый город. Живем… Вот только корабли проходят мимо. Вижу, вы не разбойники. Может, заглянете, расскажете новости?
Моряки согласились. А зря. Пусть столы уставлены яствами — но трапеза все больше напоминает пир у людоеда. Пока Пирр со спутниками — гости. Но, того и гляди, обернутся блюдом. А некоторые просто рвутся в котел или на вертел. Хотя Церковь века с третьего не одобряет спровоцированного мученичества. Если некто дергает льва за хвост, он не мученик, а дурак. Увы, слова уже прозвучали. И — "язычники". И — "ваша Гера — демон". Рано или поздно, но горожане поймут, что такие путешественники натравят на прилепившийся к горному склону городишко пиратов. Которые только рады будут совместить грабеж и резню с благочестивым деянием. И не отпустят неосмотрительных и грубых гостей. Но как выкрутиться, думает, похоже, только капитан. У этого на лице написано