Но главным сокровищем был «Рубин». Огромный, цветной телевизор. Парень собрал его из двух «мертвых» аппаратов, найденных на барахолке, докупив детали в комиссионках, и месяц колдовал с паяльником и воздействием на выгоревшие схемы.
Алексей вышел на кухню, чтобы поставить чайник.
Кухня была огромной, залитой ярким утренним светом. Здесь пахло жареным луком, дешевым табаком «Прима» и свежезаваренным чаем. Пол был выложен новой плиткой. Рядом стояла электрическая плита. Старая проводка дома не выдержала бы такой нагрузки, но Алексей тайно укрепил её структуру, используя Силу.
У окна сидел дядя Миша — бывший фронтовик. Дядя Миша прекрасно понимал, что его внезапное избавление от тяги к бутылке — не просто чудо. Он знал, что Алексей что-то сделал, но никогда об этом не говорил, из благодарности. Все соседи догадывались, что с парнем «что-то не так», но из-за его безотказной помощи, старались об этом не болтать.
— Доброе утро, Леша! — прогудел дядя Миша, грея руки о кружку. — Весна идет, а? Чуешь?
— Доброе, дядь Миш. Чую. Снег с крыш пополз.
Идиллию нарушил скрип половиц и шарканье стоптанных тапок.
В дверях появился Валька-Козырь. Вор-рецидивист. От него несло перегаром, кислым потом и немытым телом. Этот запах резко контрастировал с весенней свежестью из форточки. Валька не любил Алексея, он чувствовал в парне силу, которую хотел использовать.
Валька прошел к столу, поигрывая ножичком.
— Чё, инженер, всё колдуешь? — хрипло спросил он, кивнув на тостер. — Смотри, спалишь хату своей самодеятельностью.
— Проводка в порядке, Валентин, — спокойно ответил Алексей, не оборачиваясь.
— Гляди, — Валька подошел ближе. Алексей ощутил его горячее, смрадное дыхание у своего уха. — Ты парень… смекалистый. С такой головой, да в наших делах, можно было бы горы свернуть. А ты тут… в чистоте прячешься. Твои руки стоят дорого, Леха. Может, нам поговорить? Насчет одного дельца.
— Я занят, Валентин, — жестко отрезал Алексей.
— Ты не занят. Ты просто трусишь, — Валька наступал. — От меня не уйти, Леха. Рано или поздно тебе понадобятся другие правила жизни.
— Валентин, не цепляйся к парню, — строго пробасил дядя Миша. — Иди по своим делам.
Валька хмыкнул, поняв, что сегодня стена слишком крепка. Он сплюнул в раковину — грязное пятно на белой эмали — и вышел.
Алексей выдохнул, разжимая кулаки. Ладони были влажными. Конфликт зрел. Валька был как крыса, которая присматривается к добыче. И теперь рпарень знал: ему нужно не только прятать свою Силу от власти, но и от воров.
Алексей взял кипящий чайник и пошел в комнату. Там, в полосе солнечного света, просыпался отец.
* * *
Завтрак с отцом прошел молчаливо, но тепло. Алексей вышел на улицу, ощущая себя частью большого, серого потока.
Увидев издалека знакомые силуэты, он почувствовал, как напряжение уходит. Его друзья стояли у входа.
— Игорь! Люда! — он улыбнулся искренне. Он был безмерно рад их видеть. Они были его противоядием от тайны и лжи, которую он был вынужден нести.
— О, явился, товарищ Волков! Мы уже думали, ты улетел в космос без нас, — поддразнил Игорь.
* * *
Они вошли в школу, смеясь над какой-то шуткой Игоря. Внутри пахло старой краской, мастикой для пола и булочками из столовой. Их класс, просторный, с высокими потолками, был залит солнечным светом, в котором танцевали пылинки.
Учительница по литературе, Зинаида Петровна, — женщина в строгом шерстяном костюме, — с горящими глазами рассказывала о футуристах и о том, как смелость ломает старые каноны. Она верила в каждого ученика, и эта вера была заразительна.
На уроке Алексей смотрел на мир из-за стекла, а его разум вел внутренний диалог.
Что он хочет от жизни? Он хочет, чтобы отец был здоров. Он хочет, чтобы его магия служила всему обществу, как и провозглашал социализм. Он видел себя в будущем инженером, который тихо, незаметно, использует свою силу, чтобы строить и помогать.
Но эта мечта всегда сопровождалась тревогой. Он понимал, что его сила — аномалия в мире, который тотально контролируется. Он знал, что существуют структуры, которые не потерпят, чтобы такой ресурс находился вне их ведения. Эти силы, будь то КГБ или что-то еще, способны не просто напугать, но и забрать его.
Он должен быть осторожным. Он должен скрывать свой дар. Для него борьба за светлое будущее означала, прежде всего, умение выжить в настоящем.
Его магия была практикой выживания, а его дружба и вера в будущее — его теорией вероятности на успех.
«Любое действие рождает противодействие», — бубнил учитель.
Алексей крутил ручку между пальцами. Если я могу поднять эту парту взглядом, значит, я отменяю гравитацию или создаю встречный поток? Если я эволюционная вершина, то где остальные? Или природа создала меня в единственном экземпляре, как неудачный эксперимент, который скоро сам себя уничтожит?
Он не верил в бога — Гагарин в космос летал, бога не видел. Он не верил в мистику — это для бабушек в церкви. Он верил, что его мозг — это неизученный генератор полей. И, судя по тому, как иногда искрили электроприборы в его присутствии, генератор нестабильный.
Подперев щеку рукой, и смотрел на затылки друзей. Люда что-то сосредоточенно чертила на полях тетради — наверняка схему нового шахматного дебюта или план марсианской колонии. Игорь украдкой протирал линзу своего «Зенита».
В этот момент, залитый весенним солнцем, Алексей почувствовал острый, пьянящий прилив счастья.
«Мы изменим всё», — подумал он, и улыбка сама собой коснулась губ.
У него были возможности, которых не было ни у кого. Он мог то, что считалось невозможным. И пусть сейчас он вынужден скрываться, это временно. Он представлял будущее не как поле битвы, а как огромную стройку.
Игорь станет великим репортером, будет показывать правду. Люда спроектирует города, где не будет тесных коммуналок. А он, Алексей… он будет инженером. Тем, кто тихо, без пафоса, «подкручивает» реальность. Где-то укрепит мост силой мысли, где-то заставит новый двигатель работать эффективнее. Магия и наука сольются, и он станет тем самым тайным винтиком, который заставит механизм социализма работать честно и справедливо.
«У нас получится», — с юношеским максимализмом решил он. — «Мы умнее, мы честнее. А моя Сила… это просто мой козырь в рукаве».
Конечно, тревога никуда не делась — она жила на периферии сознания, как тихий гул трансформатора. Он понимал, что КГБ и другие структуры опасны. Он догадывался, что ходит по краю. Но в шестнадцать лет страх отступает перед азартом. Ему казалось, что он играет в сложную, опасную, но увлекательную игру