Машины стали прибывать. Рано утром мусоровозы приезжали в основном из центра города и с территории бизнес-парка, там было много ценного. Со спальных районов машины приезжали после обеда, а вечером мусор привозили с ближайших стройплощадок и промзон. Грузовики с ярко горящими передними фарами медленно поднимались на гору, над ними чернел рой мух. Один из шефов отслеживал номера, приклеенные к лобовому стеклу. Он окликнул какого-то работягу, тот поспешно выбежал из толпы и стал, как регулировщик уличного движения, размахивать руками и указывать, где сегодня начнутся работы. По его указаниям грузовик сделал круг, подал назад, остановился и начал поднимать кузов. Мусор повалил из него, и люди ринулись к куче. Самосвалы продолжали прибывать. Шеф Асюра окликнул своих подопечных:
— Наша машина идет!
Вчерашний мужичок в каске выбежал и стал указывать машине, куда ехать, за машиной побежали остальные. Грузовик развернулся, медленно поднял кузов и начал сбрасывать содержимое. В это время стали подъезжать другие мусоровозы. Люди уже вовсю копались в куче сброшенного мусора, и только что подъехавшему грузовику пришлось экстренно затормозить. Окно кабины открылось, и оттуда высунулась голова водителя.
— Жить надоело?! Кто здесь шеф?
Асюра замахал рукой и встал перед включенными передними фарами грузовика. Увидев его, водитель заорал:
— Сука, тебе что, тюремных щей захотелось?!
— Я каждый день их предупреждаю… ты уж прости.
— Знаешь, сколько тут погибает под завалами и от сдающих назад грузовиков?!
— Я буду следить.
Асюра быстро взял палку и, размахивая ей, полез в кучу мусора, чтобы выгнать оттуда своих подопечных. Вернув их к линии ожидания, он отдышался и закричал:
— Разве можно лезть куда попало, не дождавшись указания начинать? Если произойдет несчастный случай, у всех отнимут разрешение. У вас деньги, может, лишние есть?!
После того как все самосвалы сбросили мусор и отъехали, начальники убедились в том, что отгрузка завершена, и выкрикнули, взмахнув руками, будто призывая к началу атаки:
— Начинай!
Более сорока человек разом кинулись к мусорной куче высотой больше человеческого роста. Несмотря на то что она занималась этим впервые, мать не хуже других размахивала руками и карабкалась на вершину кучи, Пучеглазый следовал за ней. Асюра шел бок о бок с матерью и первый закинул ей в корзину мятую бутылку из-под воды. Пучеглазый тоже, помня наставления Асюры, шел за матерью и кидал ей в корзину баночки из-под йогурта, упаковки от косметики, битые миски и тазы, жестяные банки, стеклянные бутылки и тому подобное. Почти у всех работяг на лбу висело зеркальце, как у шахтеров, и им легче было искать стоящие вещи, но матери, которая занималась этим впервые, к тому же в темноте, приходилось сначала откапывать вещь грабельками, подносить ее близко к лицу и долго разглядывать, чтобы понять, что это такое. За это время ее соседи успевали перехватить много чего. Пучеглазый сам собирал вокруг матери то, что может пригодиться, и клал в корзину.
Работы начались на вершине горы. Люди копали, собирали всякую всячину и пятились задом вниз по склону, вороша мусор грабельками. Когда они спустились вниз, стало понятно, что гора мусора стала гораздо ниже и длиннее, чем была. Люди снова полезли наверх, там еще глубже и шире вскопали мусор, потом стали спускаться с другой стороны холма и снова очень внимательно рыхлили отбросы. Разбор мусора из одной машины занимал десять-пятнадцать минут, и после того, как старатели из первой линии заканчивали работу, к ней могли приступить люди из второй линии, ожидающие своей очереди в стороне.
Небо покраснело, и настал рассвет. Мусор был отвратительный и грязный, но в то же время он был черным, белым, красным, синим, желтым — пестрел самыми разными цветами, он был скользким, четырехугольным, угловатым, круглым, продолговатым, колыхающимся, жестким, сплющенным, торчащим, катящимся, пропахшим плесенью и рыбой — он был чем-то незнакомым, от чего перехватывало дыхание, закладывало нос и мутило. Пучеглазый узнавал все те вещи, которые попадались ему на пути, но иногда ему почему-то становилось страшно, например, когда встречалась оторванная от куклы нога. Мальчик почувствовал, как что-то сильно испугало мать, работающую впереди, неловко копнул это место грабельками, и оттуда что-то потекло и дотекло до кончика торчащей пики. Пучеглазый осмотрел голову существа и решил, что это, вероятно, кошка. Глаза провалились, на их месте зияли дыры, с двух сторон торчали уши, клыки были оскалены, а внизу живота была дыра. Там кишмя кишели личинки. Они посыпались на сапоги Пучеглазому. Парня передернуло, и он откинул труп в сторону. Позже он понял, что это просто одна из вещей, которую выбрасывает город, такая же, как покореженная банка из-под колы или бутылка из-под сочжу, полная окурков со следами зубов курильщика. Может, от того, что все эти вещи несли в себе грусть и печаль своих бывших владельцев, но Пучеглазому почему-то сделалось еще более не по себе. Как только встало солнце, со всех сторон налетели мухи и облепили мусор и копошащихся работников.
Грузовики прибывали по секторам. Сектор районного управления свалки, растянувшейся с юго-восточной до юго-западной части острова вдоль реки, был размером примерно в семьдесят бейсбольных полей, а индивидуальный сектор — как сто таких полей. Сюда свозили мусор с двадцати одного района города, но разбирать эту свалку могли лишь те, кто выплатил комиссию через своих начальников, и одна группа занималась мусором с трехчетырех районов. Первая линия перебралась на кучу мусора соседнего района, которую пока никто не обработал, а на их место вскарабкались люди из второй линии. Потом приехали грузовики с землей, засыпали мусор, и на этом утренние работы закончились.
2
С тех пор, как Пучеглазый с матерью поселились на Острове цветов, прошло уже больше месяца. Как-то вначале, чтобы успокоить сына, мать сказала, мол, здесь тоже люди, но на самом деле это была просто свалка ненужных, износившихся вещей, а те, кто здесь жили, были также просто людьми, которых выгнали и выбросили из города.
Пучеглазый частенько скучал по старым переулкам города, где они раньше жили. Извилистые крутые улочки, уходящие в разные стороны; заборы из цементных блоков, за которыми спаривались грязные собаки; бабки в рваных растянутых майках, наполовину обнажающих их отвисшую грудь, сидящие посередине дороги и распивающие макко-ли; переулки, заваленные упаковками из-под лапши и выжженными углями, где он так часто бродил, потерявшись; девчонка, запертая дома ушедшими на работу родителями, которая, закинув на спину ребенка, пела песни, высунувшись из окна; летние цветы, раскачивающиеся на ветру за помостом во дворе дома, где сохнет после