— Она плачет над одним человеком, как это слабо. Мы теряем миллионы каждый день, и никто не плачет.
— Потому что если мы будем плакать над каждым, — ответил старый генерал, — мы никогда не перестанем плакать. Мы не сможем функционировать, и тогда не сможем защитить тех, кто жив.
— Слава Империуму!
— Слова!
Но Ярик думала ещё и о другом: люди просто привыкли к смертям, но что, если однажды и они сами окажутся на пороге исчезновения? Что, если в итоге останется всего один человек — и больше никого? Насколько это будет страшной потерей для человечества? Ведь это фактически конец: людей больше нет и уже не будет. И вот именно этот момент — тот самый, из-за которого действительно стоит плакать. Нет больше человечества, нет больше тех, за кого когда-то умирали триллионы.
Экраны
Камера медленно отдаляется от троих, оставляя их в полумраке. Франц и Ян переглядываются, затем молча кивают друг другу и уходят вглубь бункера — там еще остались непроверенные помещения. Их шаги постепенно затихают, эхо растворяется в тишине.
Лорейн остается одна.
Она стоит на коленях в холодной воде, перед скелетом Дэвида Чена. Свет ее фонаря создает круг света в темноте — маленький островок в океане забвения. Капли падают с потолка, отсчитывая секунды. Тик. Тик. Тик.
Лорейн медленно протягивает руку и осторожно, почти нежно, касается костей пальцев, все еще сжимающих медальон.
— Дэвид, — шепчет она в тишину. — Я не знаю, верили ли вы в загробную жизнь. Не знаю, есть ли место, где вы сейчас со своей Сарой и Эммой. Но если есть… если вы можете слышать меня…
Она делает глубокий вдох.
— Я обещаю. Обещаю, что весь мир узнает вашу историю. Узнает о Саре. Об Эмме. О двенадцати людях, которые легли спать с надеждой и не проснулись. Я построю мемориал. Я переведу ваш дневник на наш язык. Я сделаю так, чтобы каждый ребенок в школе знал ваше имя.
Слеза падает с ее подбородка на кости. Она сидит в тишине еще несколько мгновений, словно ожидая ответа, которого никогда не будет. Потом медленно поднимается, колени хлюпают в воде. Она делает шаг назад, готовясь уйти, присоединиться к остальным.
И вдруг
— ЛОРЕЙН!!! — голос Франца разрывает тишину, эхом отражаясь от стен бункера. В нем звучит что-то невероятное — не страх, не ужас, а что-то другое. Что-то, чего Лорейн не может определить. — ЛОРЕЙН, ТЫ ДОЛЖНА ЭТО УВИДЕТЬ! НЕМЕДЛЕННО!
Лорейн замирает. Секунду она стоит неподвижно, затем оборачивается к скелету.
— Простите, — шепчет она. — Я вернусь.
И бежит.
Камера следует за ней — коридор мелькает в свете фонаря, вода разбрызгивается под ногами. Она огибает угол, пробегает мимо медицинского блока, мимо спален. Впереди виден свет — Франц и Ян стоят в дверном проеме какого-то помещения, их силуэты четко вырисовываются на фоне яркого света.
Лорейн влетает в комнату, задыхаясь.
— Что случилось? — выдыхает она, и только тогда замечает их лица. Франц белый как мел. Ян стоит с открытым ртом, не в силах говорить. Они смотрят на что-то в глубине помещения, и в их глазах — благоговейный ужас.
— Что… — начинает Лорейн, поворачивая голову туда, куда они смотрят.
И дневник выскальзывает из ее рук. Камера переключается на замедленную съемку. Кожаный переплет вращается в воздухе. Страницы раскрываются, трепещут, как крылья умирающей птицы. Слова Дэвида Чена — его надежда, его отчаяние, его последнее послание — мелькают в свете фонарей. «День 1… День 5… День 12… День 30…» Дневник падает. Падает. Падает. Ударяется о воду с тихим всплеском. Страницы разлетаются, плавают на поверхности. История мертвого человека рассыпается в холодной воде.
Но Лорейн не замечает.
Камера медленно поднимается, фокусируясь на том, что видит Лорейн. Сначала это — свет. Мониторы работают, показывая графики, цифры, данные. Маленькие светодиоды мигают в ритме — тик-тик-тик — как сердцебиение.
Камера движется дальше. В центре помещения стоит капсула. Не такая, как те двенадцать в криокамере — не темная, не мертвая, не заполненная останками. Панель управления светится, трубки были подключены. Жидкость циркулирует по прозрачным шлангам.
На стекле крышки — иней. Тонкий слой кристаллов льда, мерцающий в зеленом свете мониторов.
И сквозь этот иней, сквозь запотевшее стекло…
Камера приближается. Ближе. Еще ближе.
Силуэт.
Человеческий силуэт.
Лорейн делает шаг вперед. Потом еще один. Ее ноги не слушаются, движутся сами по себе. Она подходит к капсуле. Протягивает дрожащую руку. Касается стекла. Оно холодное. Ледяное. Но под слоем инея…
Человеческое лицо. Глаза были закрыты. Кожа бледная, почти прозрачная. Темные волосы плавают в криогенной жидкости. Грудь неподвижна — нет дыхания, нет движения. Но мониторы показывают жизненные показатели.
Камера фокусируется на лице Лорейн. Ее глаза расширены. Рот приоткрыт. Слезы все еще на щеках — слезы скорби по Дэвиду Чену. Но теперь к ним добавляется что-то другое. Шок. Неверие. Невозможная, безумная надежда.
— Это… — шепчет Франц за ее спиной, и его голос дрожит. — Это не может быть…
— Но это так, — говорит Ян, и он тоже шепчет, словно боится, что громкий звук разрушит эту невозможную реальность. — Боже. Это так.
Лорейн прижимает обе ладони к стеклу капсулы. Ее губы шевелятся, но звука не выходит. Она смотрит на лицо за стеклом — на живое человеческое лицо — и не может поверить. На мониторе мигает надпись. Лорейн медленно переводит взгляд. Читает. Английские буквы, которые она изучала всю жизнь.
CRYOSTASIS ACTIVE
SUBJECT: STABLE
TIME IN STASIS: 8,000 YEARS, 3 MONTHS, 17 DAYS
ESTIMATED TIME UNTIL POWER FAILURE: 127 YEARS
Сто двадцать семь лет.
Они пришли за сто двадцать семь лет до того, как эта капсула отключилась бы навсегда.
Камера медленно отдаляется, показывая всю сцену. Три представителя молодой цивилизации стоят перед капсулой. Зеленый свет мониторов освещает их лица. В капсуле, за стеклом, покрытым инеем, спит человек. Последний человек. Спит сном, который длится восемь тысяч лет.
Лорейн медленно опускается на колени перед капсулой, не отрывая взгляда от лица за стеклом. Ее руки все еще прижаты к холодному стеклу. Слезы текут по ее щекам — но теперь это другие слезы.
— Человек жив… мы…
Ее голос ломается.
— … успели.
Яркая улыбка облегчения, словно подтверждение того, что жизнь была прожита не напрасно, появилась на её лице.
______
От автора
Вот и финал. Я уже пожалел, что вообще взялся писать сюжет в реакции — лучше бы не начинал, ведь я её так и не завершил и завершать уже не собираюсь. В любом случае спасибо,