Являющиеся нам боги и богини похожи на образы из наших снов. Они, может быть, суть не что иное, как именно эти образы. Они приходят, и мы «узнаем» в них аспекты самих себя. Иногда мы восхищаемся ими, иногда ненавидим их. Но мы их отпускаем, чтобы видеть в своих сновидениях новые образы и продолжать расти. Однако сначала они должны дать нам дар понимания нас самих, который в них заключен.
Юнг однажды заметил: «Именно из глубин нашей психической жизни возникнут новые духовные формы» [26]. Прислушиваясь к непрерывно передаваемым кодированным посланиям нашего сновидения и расшифровывая их, мы можем «настроиться» на психический рост. Путь Мандалы сновидений — это путь к просветлению. Для меня указателями на этом пути служат символы из моих собственных снов.
В тибетском искусстве самый внешний круг мандалы отмечает границу между обычным и иным состоянием сознания. Чтобы войти в это иное состояние сознания, мы должны пересечь определенный рубеж. Граница окружает и защищает тайну, священное место. То, что заключено внутри нее, — это наше собственное сознание, но в особой, измененной форме. Когда мы сумеем пересечь границу, мы двинемся к Сакральному Центру. В тибетском искусстве самый внешний периметр мандалы всегда изображается как кольцо из многоцветного пламени. Пламя, как считается, отражает тех, кто хочет незаконно вторгнуться в мандалу, и сжигает наше обычное сознание, чтобы мы переступили границу очищенными.
Для меня самым внешним периметром Мандалы сновидений стал большой руль, заменивший традиционное огненное кольцо. Я уже упоминала о том, что на одном уровне сон «Большой руль» был непосредственным выражением моей удовлетворенности жизненным путем, тем, как умело я в тот момент «рулила». Однако на другом уровне большой руль сам был чем-то вроде огромной мандалы, на которой я, словно на волшебном ковре-самолете, летела к другому миру, где соединяются бодрствующее сознание и сновидческая фантазия. Это мир сверкающих красок и четких форм. Там, пребывая в полном сознании (в состоянии осознанного сновидения), я могу странствовать среди своих видений и для меня нет ничего недоступного. Поскольку ощущение полета обычно подводит меня к тому измененному состоянию, которого я стремлюсь достичь, большой руль кажется вполне подходящим символом для границы моей мандалы. Он переносит меня внутрь ограждения. Для меня моя Мандала сновидений воплощает состояние осознанного сновидения.
Округлые формы могут быть как крошечными, так и огромными. В другом сне того же периода, что и «Большой руль», кто-то показывал мне маленькое колесико диаметром около дюйма. Оно было сделано из серебра и имело четыре спицы, разделявшие его на сектора, в каждом из которых присутствовало разное количество темного вещества. Человек держал колесико за цепочку, и оно непрерывно раскачивалось — то туда, то сюда, — отчего наблюдавшая за этой процедурой женщина (то есть я) впадала в состояние транса. Этот маленький круг также переносил меня в иные миры. Если большой руль изменял сознание посредством настоящего полета, то маленькое гипнотическое колесико достигало того же, создавая ощущение «полета» в голове — ощущение головокружительного транса. Оба колеса изменяли мое сознание, когда я находилась в состоянии сна.
Большой руль отмечает границу. Внутри нее заключена тайна, секрет. Внутри круга моей Мандалы сновидений все мои радости, горести и сожаления имеют свое определенное место. Они рассказывают историю моего прошлого. Они освещают мое настоящее. Они указывают мне путь к новым приключениям.
Болезненные переживания могут дать импульс к дальнейшему росту. Мы редко осознаем это, пока страдаем от них, и все же наши былые испытания могут обернуться для нас величайшими достижениями. Ненавистный дом, в который я переехала, когда мне исполнилось двенадцать лет, стал для меня таким преобразующим символом. Вообще, радости и страдания, которые мы испытывали в детстве и в ранней юности, обязательно всплывают в наших сновидениях и являются главными частями той гигантской головоломки, которую нам предстоит собрать. Если эти фрагменты снов рассмотреть в должной перспективе, они могут преобразить наши жизни.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. Дом на Ивовой улице
Я НАХОЖУСЬ на чердаке старого обветшалого дома. Мне трудно находить дорогу из-за темноты и наваленных повсюду куч мусора. Куда ни повернись — везде коробки с хламом, корзины и выброшенный домашний инвентарь. Я поднимаю коробку, чтобы расчистить место, и с отвращением обнаруживаю, что она покрыта толстым слоем серой пыли, которая пристает к рукам. Я ощущаю легкое липкое прикосновение паутины к своему лицу. Меня от этого передергивает, и я пытаюсь смахнуть паутину тыльной стороной руки. Я напрягаю все силы, чтобы отодвинуть в сторону лежащее передо мной бревно, и с ужасом замечаю огромное количество ползающих жуков, которые светятся в темноте. До этого момента их просто не было видно. Я в ужасе просыпаюсь.
Этот сон моих отроческих лет, вернее, обобщенное описание многих подобных снов, преследовавших меня в то время, отчасти передает ощущение ужаса, которое внушал мне дом на Ивовой улице. Сон отражает внутренний страх, который рос во мне, когда я была подростком.
Старому каменному дому, высокому и узкому, было, по-видимому, около 125 лет — он представлял собой реликт Гражданской войны. В переднем дворе стояла водокачка. Три камина располагались один над другим: большой — в помещении, которое у нас использовалось как погреб, средний — в гостиной и маленький — в моей спальне. Гости восхищались этими каминами и потолочными балками. Но для меня все это было старьем — холодным и обветшалым. Сколько не оттирай деревянный пол, в его щелях все равно оставались комки серой грязи. И зимой, и солнечным летом эти каменные стены толщиной в два фута сохраняли холод и напоминали мне сырые донжоны. Я чувствовала себя уютно лишь за обеденным столом (так как мой стул стоял рядом с отдушником и согревающие потоки воздуха из угольной печи обволакивали мои худые ноги), или в кровати, под грудой шерстяных одеял.
Но по ночам, обладая острым слухом, я слышала множество страшных звуков. Каждый скрип оконных рам, которых касались ветви росшего внизу орешника, порождал во мне новую тревогу. Иногда непоседливая белка забиралась под карниз и бродила по чердаку над моей головой. Позднее, после развода моих родителей, я жила там некоторое время со своим первым мужем. Тогда дом уже в буквальном смысле рушился. На чердаке соорудил себе