В этих изменениях снов прослеживается важная закономерность: переход от «сновидений страха» к «сновидениям гнева», а от них — к «сновидениям изумления». Это, разумеется, обобщение, ибо даже сегодня я порой могу содрогнуться от страшного сна. Но теперь такое случается редко. Процесс изменения содержания сновидений осуществлялся на протяжении многих лет и продолжается поныне; по сути он представляет собой постепенное смещение акцентов. Основная схема изменений — от страха к гневу, а затем к изумлению — прослеживается совершенно отчетливо и безошибочно. Я полагаю, что это общие этапы развития личности, которые каждый из нас может пройти.
Таким образом, в наших снах имеются разные уровни взаимодействия. На первом уровне мы являемся пассивными жертвами персонажей собственных сновидений. Здесь те, кого тибетцы называют «гневными божествами», имеют абсолютное преимущество перед нами. Если бы, будучи подростком, я задалась целью построить Мандалу сновидений по тибетскому образцу, то поместила бы персонажей из своих кошмаров — дразнящих меня мальчишек, бандитов, пауков и кусачих собак — в восточный квартал мандалы, где по традиции располагаются образы, связанные со страхом. Тогда я проецировала свою энергию на «внешних» персонажей: это они были отвратительны, себя же я видела невинной жертвой. То были сновидения страха.
На втором уровне мы являемся активными участниками наших сновидческих битв. Диктаторскому правлению гневных божеств брошен вызов. Мы восстаем против них, находим союзников и сами становимся гневными воителями. Энергия устрашающих персонажей начинает активно действовать в нас самих. Теперь энергия Восточного Квартала обретает формы ненависти и гнева.
С психологической точки зрения гнев является более адекватной реакцией, чем подавленность [37]. Отступление перед противником приносит так же мало пользы во сне, как и наяву. Когда во сне мы бежим от преследующих нас кошмарных персонажей, мы оставляем им возможность вернуться на следующую ночь, поскольку проблемы, олицетворением которых они являются, остаются нерешенными. Мы испытываем страх перед этими образами — вместо того чтобы подключиться к огромной энергии, которая в них заключена. Мы бежим от нашей собственной потенциальной силы.
Когда мои сны начали принимать форму борьбы с угрожающими персонажами, я, например, отбилась с помощью газового баллончика от шайки насильников, пытавшихся мною овладеть, запустила булыжником в человека, который хотел меня ударить, а еще в одном сне резко приказала рычащему псу замолчать (и он подчинился). Если бы я составляла Мандалу сновидений тогда, когда мне снились только что описанные сны, я поместила бы эти образы в Восточный Квартал. Я научилась справляться с опасностью более эффективно. Перед лицом агрессии я сама становилась агрессивной — чтобы защитить себя. То были сновидения гнева.
На третьем уровне взаимодействия мы являемся сознательными и мирными участниками наших сновидческих приключений. Гнев персонажей наших сновидений исчезает, сменяется благосклонностью. По мере того как мы впитываем в себя все больше энергии этих персонажей, наши сны обретают чудесное качество: они становятся кристально-чистыми, наполненными яркими красками, светом и блаженством. Сменяющиеся образы наших осознанных сновидений видятся нам как бы в зеркале: в самих этих персонажах нет ненависти и гнева, и мы сами не испытываем по отношению к ним ни страха, ни неприязни. Узнав в них то, чем они на самом деле являются — проекции нас самих, — мы спокойно наблюдаем за их существованием, не испытывая при этом неприятных чувств. Мы можем «приручить» их, побеседовать с ними, обменяться с ними опытом или поучиться у них, и нам не нужно их ненавидеть или бояться. Мы не подавляли в себе негативные эмоции: мы просто оказались вне сферы их действия.
В настоящий момент «фокусная точка» моих снов находится на уровне изумления перед возможностями осознанного сновидения; образы этих снов я и использовала для построения моей Мандалы сновидений. Я чувствую, что мое сознание необычайно расширилось, а возможности безгранично возросли. Я могу летать, превращаться в великаншу или уменьшаться до размеров острия булавки. Я переполнена страстью; я дивлюсь странным зрелищам. Я больше не подвластна страху и гневу — ни своим собственным, ни исходящим от других людей. Таковы сны изумления.
На четвертом уровне взаимодействия мы переживаем во сне полноценный мистический, экстатический опыт. Формы исчезают, и все превращается в сплошное сияние. Мы становимся частью единой жизненной силы. Мне время от времени доводится увидеть блеск этого уровня, ощутить единство со всей вселенной. Таково сновидческое переживание света.
Персонажи, которых я поместила в Восточный Квартал моей личной Мандалы сновидений, — это те, кого я с изумлением встречаю на пороге осознанного сновидения. Подобно тому как в тибетском буддизме начинающий входит в своем воображении в мандалу через восточные ворота, где встречает первое божество и его свиту, я, переходя к осознанному сновидению, каждый раз сталкиваюсь с образами определенного типа. Эти персонажи (к ним относится и Головокружительная Танцовщица) являются моими божествами Восточного Квартала.
Первые ощущения при переходе к осознанному сновидению — изменения физического самочувствия, подобные уже упомянутому мною головокружению.
Тесно связан с головокружением, присущим начальной стадии осознанного сновидения, опыт интенсивного фокусирования зрения, полного сосредоточения взгляда на одной точке. Испытав это ощущение в одном особенно живом осознанном сне, я назвала его зафиксированностью взгляда. В моих щеках крутились энергетические потоки. Передо мной, вне пределов моего тела, кружились образы. Одновременно и внутри, и вовне меня разворачивалась какая-то вихреподобная активность, я же оставалась абсолютно неподвижной, «зафиксированной». Ощущение было очень странным, и в состоянии бодрствования я могу воспроизвести лишь очень бледное его подобие — вспомнив, например, как во время сна чувствовала на своих щеках пульсацию миниатюрных вихрей. Я попыталась изобразить это на рисунке, вложив в него столько внутреннего чувства, сколько смогла [38]. Созерцание этого рисунка помогает мне, когда я захочу, вновь отчасти испытать то ощущение.
Таким образом, головокружение и «зафиксированный взгляд» являются для меня сигналами, предваряющими начало осознанного сновидения. Стоит упомянуть и два других признака, часто сопровождающих эти физические изменения. Один из них — особое событие во сне, которое я назвала феноменом двоения. «Удвоение» напоминает ощущение deja vu, которое мы иногда испытываем в состоянии бодрствования, хотя и не полностью совпадает с ним. Непосредственно перед началом осознанного сновидения я часто замечаю, как что-то начинается снова. В одном сне кино, которое я только что посмотрела, должны были начать показывать по второму разу. В другом сне история, которая уже закончилась, похоже, должна была повториться. В третьем сне, сне о «зафиксированном взгляде», было даже не повторение, а несколько «раундов» одних и тех же действий: я обедала в ресторане, потом