Тысяча дверей распахнулись в стенах дворца. Солдаты сложили оружие и запели. Злые чары были разрушены. Добрый король вернулся в свое королевство, и люди танцевали от радости на вымощенных камнем улицах города.
* * *
И мы не спрашиваем, что случилось потом. Но мы можем снова рассказать эту историю с самого начала, мы можем рассказывать эту историю до тех пор, пока все не станет правильно.
– Моя дочь – член Центрального комитета совета студенческих действий, – сказал Стефан Фабр своему соседу Флоренсу Аске, стоя вместе с ним в очереди перед входом в булочную на улице Прадинестраде; по его голосу сложно было понять, как он к этому относится.
– Я знаю. Эррескар видел ее по телевизору, – сказал Аске.
– По ее словам, они решили, что вернуть Режи – единственный способ обеспечить мгновенный и надежный переход. Они считают, что армия его примет.
Они, шаркая ногами, приблизились еще на шаг к дверям булочной.
Аске, старик с тяжелым коричневым лицом и узкими глазами, вытянул губы трубочкой, обдумывая услышанное.
– Ты же был в правительстве Режи, – сказал Фабр.
Аске кивнул:
– Был. Министром образования. Одну неделю, – сказал он и хрипло, как морской лев, что-то пролаял – то ли закашлялся, то ли засмеялся.
– И как ты думаешь, он справится?
Аске по самый нос закутался в грязноватый шарф и сказал:
– Ну, в общем-то, Режи неглуп. Но он уже старик. А как насчет того ученого, того твоего физика?
– Рочоя? Дочка говорит, что идея их комитета заключается в том, чтобы сперва привести к власти Режи – для осуществления переходного периода, а также в качестве символа, некоего связующего звена с пятьдесят шестым. И если он продержится, на выборах они будут голосовать за Рочоя.
– Ох уж эти мечты о выборах…
Они приблизились к дверям еще на шаг. Теперь они стояли уже у самой витрины, и от двери их отделяли восемь или десять человек.
– Но почему они выдвигают стариков? – спросил старик. – Эти мальчики и девочки, эти молодые люди? За каким чертом мы им снова понадобились?
– Не знаю, – покачал головой Фабр. – Я все-таки думаю, они понимают, что делают. Она как-то и меня к ним на собрание привела, представляешь? Просто заставила меня туда пойти. Явилась в лабораторию… А ну, пошли со мной! Оставь ты все это, и пошли! Я пошел. Никаких вопросов. Она там командует. Там вообще командуют ребята, которым от силы года двадцать два – двадцать три. Их слушаются. Они ищут некую социальную структуру, некий общественный порядок, но весьма избирательно: насилие – это для них поражение, утрата всякого выбора. Они абсолютно уверены в своей правоте и совершенно ничего не знают. Как весенние… как те ягнята, что весной народились! Они никогда еще ничего не делали, но совершенно точно знают, как и что нужно делать.
– Стефан, – прервала Фабра его жена Брюна; она уже довольно давно стояла с ним рядом и успела кое-что услышать, – ты решил прочесть лекцию? Привет, милый. Привет, Флоренс, я только что видела Маргариту на рынке, мы с ней в очереди за капустой стояли. А я, Стефан, в центр иду. Когда вернусь? Ну, не знаю… что-нибудь в начале восьмого.
– Опять? – спросил он, и Аске тоже спросил:
– Опять в центр?
– Сегодня же четверг, – сказала Брюна и, вытащив из сумочки ключи – от двух квартир и своего служебного кабинета, – потрясла ими в воздухе перед носом у мужчин.
Ключи серебристо зазвенели; Брюна улыбнулась.
– Я тоже пойду с тобой, – заявил Стефан Фабр.
– Ох-хо-хо! – вздохнул Аске. – И я, черт возьми, тоже пойду. Неужели человек жив только хлебом единым?
– А Маргарита не будет беспокоиться, не решит, что ты куда-то пропал? – спросила Брюна, когда они, покинув очередь в булочную, двинулись к автобусной остановке.
– Да, это вечная проблема с вами, с женщинами, – проворчал старик. – Все вы беспокоитесь о том, что она будет беспокоиться. Да. Она будет беспокоиться. А вы разве не беспокоитесь из-за своей дочки, а? Из-за Фаны?
– Да, – сказал Стефан, – я беспокоюсь.
– Нет, – сказала Брюна, – ничуть. Я и сама ее боюсь, и я боюсь за нее и очень ее уважаю. Она дала мне ключи. – И она на ходу крепко, обеими руками прижала к себе свою сумочку из искусственной кожи.
* * *
Это правда. Они стояли на камнях под легким падающим снежком и прислушивались к серебристому дрожащему звуку тысяч ключей [71], которыми потряхивали в воздухе, отмыкая воздух, давая людям глоток воздуха, – в некоем царстве, некоем государстве.
Примечания
1
Сборник ранних стихотворений Урсулы Ле Гуин, изданный в 1974 г. Робертом Дюраном и Ноэлем Янгом ограниченным тиражом в 200 нумерованных экземпляров. Каждый экземпляр был переплетен вручную и подписан Урсулой Ле Гуин.
2
Отойти назад, чтобы прыгнуть лучше (фр.).
3
Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине (Ин. 18: 37).
4
Конечно! (фр.)
5
Ты тот, кто построенное нами… (нем.) Йозеф фон Эйхендорф (1788–1857). В стихотворении речь идет о том, что Бог потихоньку рушит над людьми то, что они строят, – рушит для того, чтобы они видели небо.
6
Римский император Юлиан Отступник (331–363), получив христианское воспитание и став императором, объявил себя сторонником языческой религии, реформировал ее на базе неоплатонизма и издал эдикты против христиан, за что и получил от христианской Церкви прозвище Отступник.
7
Адам Генрих Мюллер (1779–1829) – прусский публицист и политический экономист, и его друг Фридрих фон Генц (1764–1832) – прусский писатель и публицист, были советниками князя Меттерниха, руководившего переустройством Европы после Наполеоновских войн. Карл Людвиг фон Галлер (1768–1854) – швейцарский государственный деятель консервативных взглядов. Хотя здесь фон Генц – глава имперской полиции, совпадение имен едва ли случайно.
8
В 1517 г. в Виттенберге Лютер прибил к церковной двери свои «95 тезисов», положивших начало Реформации.
9
Франц I (1768–1835), из династии Габсбургов, с 1804 г.