— Конечно, мессир Клай, — сказал Вэгс. Кажется, его начало отпускать. — Вы объясняете очень доходчиво.
Меня избаловали, подумал я. Я привык общаться с аристократами, с такими аристократическими аристократами, что Вэгс им и в подмётки не годится. С прекрасным мессиром Валором, старым вельможей, который ещё короля Эрвина помнит. С бароном Лансом — а он женат на дочке канцлера. Да что там! С Карлой, с Карлой! Леди-рыцарь — вторая дама Прибережья…
И государыня, светик, ко мне обращалась «прекрасный мессир Клай».
Они меня дружно испортили. Я не боюсь аристократов, никаких. Свои аристократы мне друзья, а чужие аристократы мне — никто абсолютно. Мне плевать на их титулы, имена их домов и прочую шелуху.
Лет сто назад меня бы на костре спалили.
А лет десять назад, я думаю, я бы сгнил в тюрьме.
Новое время, однако. У нас на побережье — уже в полной мере. А в Перелесье — похоже, ещё не совсем… Ну, поглядим, как там у них на месте. Боюсь, что у аристократов не всё хорошо.
Здесь они ещё могут слегка пофорсить. А вот там…
Поглядим.
Барн запихал в пасть последний кусок пирожка — и опять на меня оглянулся.
— Запей, — сказал я. — И пойдём, — и обратился к дипломатам, большей частью к Вэгсу: — Мы пойдём к себе в купе, мессиры. Нам надо артефакты разобрать и проверить вагон. На всякий случай. Честь имею.
Барн хлебнул кавойе — чашечка как раз и вмещала приблизительно один его глоток.
— Идите, конечно, мессиры, — сказал Вэгс.
И я с удовольствием отметил, что мы — мессиры. То есть вопрос о том, стоит ли показывать нам, что с нами не пасли свиней в одном поле, видимо, снят с повестки дня.
Глава 3
Барн ввалился в наше купе и прислонился к стене. С видом краба, который чудом выскочил из крабоварки — и такой же красный.
— Фух ты ж, Господи, ну ты даёшь, ваше благородие!
— Так, — сказал я. — Ты чего так напрягся, солдат? Ну пожрали рядом с аристократами перелесскими — так им до леди Карлы, например, как до Чёрного Юга вплавь! Подумаешь, какая цаца.
— Зыркают-то, — ухмыльнулся Барн. — Будто я у ихних детей последний кусок изо рта вынул.
— Ничего, — сказал я. — Позыркают и перестанут. Пусть привыкают, им полезно. Пироги-то вкусные?
Барн хохотнул:
— Да не разобрал я, ваше благородие! Надо полагать, вкусные, а только мне не до того было.
— Это не годится, — сказал я строго. — Ты в следующий раз разбирай получше. А то будешь девкам хвастаться, как с важными господами кавойе хлебал — и не выйдет правдоподобно.
Барн поржал и успокоился. Я подумал, что дело у нас пойдёт, пожалуй. Лишь бы он притерпелся, перестал нервничать… когда люди так напрягаются, они следят за всякой ерундой — вроде того, чтоб не вылить кавойе на скатерть, — и могут пропустить удар.
Он должен привыкнуть. Ему должно стать до фонаря.
Тогда с ним можно будет поговорить всерьёз. Сейчас ещё не время: просто не воспримет.
— Ладно, солдат, — сказал я. — Надо кое-что распаковать.
Барн скептически качнул башкой:
— Вагон, что ль, проверить? Да брось, ваш-бродь, его небось и жандармы проверяли на всякое-якое, и мессир Валор — по нашей части. Он небось весь себе чистенький, как облупленное яичко
— Нет, — сказал я. — У нас тут третий пассажир, подарок леди Карлы. Я думаю, есть смысл его выпустить, пока он не ошалел с тоски и не решил, что попытается стать беспокойным духом при первой возможности.
Барн сморщился:
— А ну его…
— Нет, братец, — сказал я. — Он нам пригодится.
Мы осторожно достали зеркальный ящик с верхней полки — и я снял звёздочку-замок.
Индар встал в полный рост, помятый, будто полусонный, и посмотрел на меня единственным глазом: второй ему Ильк выколол штыком, когда убивал.
Состроил гримасу презрительную и надменную разом — дом Сирени, барон Краснопесчанский, граф Седоельский, аристократ крови… упырюга.
— А-а! Наше вам, мессир кадавр! Приятного путешествия! Надо же, на поезде… мягкий вагон, со всеми удобствами… на демона они сдались личу, эти удобства…
— Может, тебя обратно засунуть? — спросил я. — А то ты мне уже надоел, а дорога долгая…
Он закатил к потолку единственный глаз.
— Унижать пленных — это так похоже на рыбоедов с побережья…
— То есть засунуть?
— Ну… — процедил Индар. — Если у тебя в принципе отсутствует всякое представление о сострадании…
Барн за нами наблюдал, как за представлением в балагане — и вдруг у него резко изменилось выражение лица.
Мысль пришла! Мой ординарец — забавный парень: по нему всегда видно, когда его осеняет.
— Да брось, ваша светлость, — сказал он духу. — Чего себе душу-то трепать… — вытащил нож и подмигнул. — Выпьешь малость?
Индар растерялся. Его просто как громом ошарашило — даже выражение лица изменилось, брюзгливости как не бывало.
— Ты шутишь? — спросил он Барна.
Не поверил, да. Понимаю. Среднему человеку очень непросто даже рассказать кому-то об Индаре, ни разу не употребив слова «гнида». Думаю, и при жизни, в Перелесье, ему не наливали вот так — просто от широты души.
Но надо знать Барна.
— Чего бы мне так шутить с голодным-то, — хмыкнул Барн и надрезал запястье повыше. — Валяй, чтоб веселей глядеть, ваша светлость.
Не как для обряда — несколько капель. Но любому духу хватит.
И мы понаблюдали, как Индар отогрелся. Аж прикрыл последний глаз — растаял. И морда лица несколько разгладилась.
Приятнее не стала. Красавцем Индара категорически нельзя было назвать даже при жизни: он продался аду за молодость, но успел получить только задаток — и на упругом юном теле осталась голова дрянного старикашки. Но какое-никакое умиротворение на него всё-таки сошло.
— Любезно с твоей стороны, — сказал Индар Барну, когда проморгался. — Даже, я бы сказал, неожиданно.
— А чего ж! — ухмыльнулся Барн. — Всё одно нам вместе ехать, ваша светлость. Рычать, что ль, как псы, всю дорогу? Да и опять же, глядишь, пригодимся друг другу…
Индар взглянул на меня:
— Где вы, прибережцы, таких берёте, не пойму.
— Каких «таких»? — спросил я.
— Не знаю, — Индар тут же соорудил надменную мину. — Благих, блажных…
— Слышишь, братец, ты благой, — сказал я Барну, которому явственно хотелось поржать. А Индара спросил: — А что, в Перелесье принято непременно шпынять любого ближнего своего?
— А вот посмотришь, — тут же окрысился Индар. — Твои начальнички дали мне почитать наши свежие газеты… перед миссией, так сказать… нашли миссию! Кадавра послали защищать дурака-солдафона от таких сил, что