— Ну вот, значит, ничего страшного для непрошенных гостей в комнате первокурсника не предусмотрено, — хмыкает Клишенко. — А защиты на рюкзаке нет, сами видите. Была или нет, нас уже мало волнует. Это проблемы мартышки.
Согласно киваю. Генрих Олегович только вздыхает — спорить со следователем себе дороже. Хочет рисковать — пусть, его дело.
— Посмотрим, посмотрим, — бормочет следак, вытряхивая содержимое рюкзака.
На кровать одна за другой вываливаются коричневые плашки. Штук десять или пятнадцать. И, видимо, они действительно деактивированы, поскольку ничего похожего на взрыв не следует, и очевидная готовность директора к проблемам не пригождается. Несколько плашек оформлены под амулеты — более длинные и покрыты затейливой вязью. И не факт, что они сделаны именно для проломов пространства.
Вместе с плашками на кровать падает ещё одна непонятная прямоугольная конструкция примерно двадцать на тридцать сантиметров. Она больше напоминает рамку от экрана с пометками и небольшими встроенными амулетами.
— Что это? — удивляется следак. Вертит рамку в руках, но, очевидно, что такую штуку видит впервые.
— Что-то вроде трафарета, — мгновенно понимаю назначение штуковины. Мозг, пока Клишенко вертит рамку, неожиданно соотносит отметки с не единожды увиденным. И тут же выдает ответ на старый вопрос.
— В смысле? Какого ещё трафарета? — переспрашивает Клишенко.
— Ловушки в замке были сделаны практически с идеальной точностью, — объясняю. — Думаю, именно с помощью этой рамки оформлены опасные участки коридоров. Видите пометки? — кручу трафарет в руках. — Примерно на этом расстоянии, если сопоставить с коридором, ставились выпирающие из стены камни и рисовались трещины и черточки. Наверняка и расстояние какое-нибудь стандартное. От большого пальца до мизинца или от одной руки до другой. В общем, тот факт, что Игорь причастен к ловушкам в Академии, можно считать доказанным.
— Жаль, — произносит директор. — Очень жаль… Я ведь привык доверять своим студентам. И встретить подобное… У меня нет слов. Раньше о таком даже думать было странно, а сейчас. Тьфу!
— Думаю, в пределах Академии подобное и сейчас невозможно, — пожимаю плечами. — Тут что-то другое. Слишком уж навязчивые мысли были у парня. Да, наверняка Игорь отчасти считал так, как считал, но его тревожность явно усилили и сделали основой характера — это очевидно. Так что не корите себя.
Генрих Олегович поджимает губы, но в ответ ничего не говорит.
— Вы будете предъявлять ему обвинения? — спрашиваю следователя.
— Нет, — качает головой мужик. — Это бессмысленно. Да и, кроме того, на территории Академии власть не моя, — кивает на директора. — Это вопрос к вашему старшему.
— Ларион, мы бы выкупили у вас жизнь этого человека, если ситуация встала таким боком, — поясняет директор. — Вы Игорю ее спасли, и тут я не могу аппелировать к контракту Академии, — кивает на обнаруженные амулеты.
— Я не в том смысле, господин директор, — говорю. — Мне бы просто понять будет ли он наказан?
— Наказан? — задумывается директор.
— А как ты его накажешь? — спрашивает следователь. — Он практически не ведал, что творил…
Следак раскладывает плашки на кровати и еще раз окидывает их взглядом. Директор же явно в раздумьях. Вряд ли он всерьез размышлял о вине первокурсника. К тому же не просто виновен, а по полной программе причастен ко всем последним проблемам Академии. Доказательства пусть и не прямые, но очевидные.
— Но ведь творил же, — возражаю следаку. — Значит, тот, кто его подбил на это дело, давил на какие-то эмоционально важные точки парня.
— Это да. Без внутреннего согласия паренька, заставить его провернуть подобное — очень сложно, — соглашается менталист. И продолжает. — Но…
— Но возможно? — с напором спрашивает директор.
Он тоже постоянно кидает взгляд то на плашки, то на трафарет.
— Теоретически, возможно, — соглашается менталист. — Просто намного сложнее. Я бы сказал, что сейчас две трети, а то и три четверти за то, что ваш Игорь понимал, что делает. Но даже если бы все произошло в какой-нибудь столице или любом другом городе, я все равно бы его даже под суд пустить не смог…
— Вам будет достаточно моего слова, что студента накажут? — спрашивает директор.
— Мне, в общем-то, без разницы, что вы с ним будете делать, — безразлично дергает плечом следователь. — Его дальнейшая судьба меня никак не касается. Главное, что он не успел никого столкнуть или зацепить.
— Не успел и не сможет. За это могу поручиться лично. Думаю, парень просто ошибся и ему нужно дать шанс, — заверяет директор. — А вы, Ларион, разве не согласны? — спрашивает меня.
Удивляюсь предложению Генриха Олеговича. Понимаю, что его задача — сохранить студентов в полном составе, как бы то ни было, но не таким же образом.
— Я? Нет, я не согласен, — решаю высказаться. — И вроде моё утреннее восприятие ситуации говорит, что нужно понять, простить и забыть, но логика подсказывает обратное. Логика подсказывает, что это очень плохое и необдуманное решение.
— Считаете, ни один студент не имеет права на ошибку? — директор пристально смотрит мне прямо в глаза.
— Не совсем так, — поясняю. — Если студент один раз поддался чему бы то ни было и подставил своих друзей, то где гарантия, что так не случится во второй раз? Имеет ли смысл относиться к такому человеку без большого подозрения? Да в этих ловушках народ только чудом не помер, — напоминаю. — Майя выжила благодаря своим способностям и помощи целителя. Кормак, опять же. Я бы на вашем месте изолировал Игоря подальше от студентов.
— Но вы не на моём месте, — резко отвечает директор. — И это не наш вариант. Любой одарённый должен научиться работать со своей силой. Пойти на изоляцию студента Академии мы не можем. Есть закон Империи.
— Сочувствую, вам, но не от всего сердца, — усмехается следак. Ситуация его искренне забавляет. — Понимаете…
Генрих Олегович поднимает взгляд, яростный и колючий.
— Это не ваша головная боль, — он спокойно прерывает ехидство следака. — И клятву со студента возьмём, и ограничим, если потребуется. Но отказать ему в обучении мы не можем.
— Клятва⁈ — смеётся следак. — Ему бы для начала очнуться и вспомнить как его зовут!
Теперь понятно, что пытался сказать следак, и почему Клишенко так относится к словам директора.
— Если он хотя бы писать не разучился — это уже неплохой результат, — продолжает забавляться следак. — Не знаю, возможно, это характерно только для неодарённых людей, но они же не просто забывают последние два месяца — они вдобавок теряют навыки, вплоть до «как держать ложку». Да, потом их быстро восстанавливают, но не все. Тот, кто провернул с парнишкой свое дельце, точно не был ему другом.
— Думаю, с этим мы разберемся сами, — Генрих Олегович одной