В июне 1975 года, не больше чем за два месяца до его смерти, мы записывали пластинку с его сочинениями на сцене Большого зала консерватории. И Дмитрий Дмитриевич, я уж не знаю, было ли это его желание или кто-то ему сказал, но он все три дня сидел рядом со звукорежиссером и слушал, и делал замечания. Через два месяца, 9 августа, Дмитрий Дмитриевич скончался, объявили об этом на сутки позже, и панихида была опять-таки в Большом зале консерватории, и ужас был в том, что мы играли на той же сцене из программы, которую записывали с ним в июне… Это такая традиция в Москве, что великих людей провожают в консерватории, в Большом зале. Гроб стоял посреди зала, и было очень много людей, и много речей. После этого все эти, думаю, человек 600–700 были посажены в автобусы и поехали на Новодевичье кладбище, которое в этот день было закрыто, наверное на всякий случай. Пускали, насколько мне помнится, только тех, кто выходил из автобусов. На центральной аллее был гроб, открытый, и вокруг стоял весь Союз композиторов. Я помню, что были речи Хренникова, Хачатуряна, других деятелей культуры, довольно долго. И после этого вся процессия повернула направо и вошла в ворота старого кладбища, и двинулась к тому месту, где сейчас стоит надгробие Дмитрию Дмитриевичу. Теперь, когда я бываю в Москве, я всегда посещаю его… Я стояла довольно близко и все время видела Ирину Антоновну, и Максима, и внука Шостаковича, и Галю. И в тот момент, когда гроб опустили в яму и полетели первые комья земли, вдогонку откуда-то из последних рядов раздался сияющий до мажор гимна Советского Союза. Как и положено по протоколу. Для меня это был гротеск, потому что очень многие люди плакали, и плакали искренне, не могли сдержать слезы. И вдруг огромный духовой оркестр в сияющем до мажоре».
13. «DSCH». Кода
После похорон я уезжала со своей тетей, по-моему, в Ленинград или еще куда-то. Я старалась здесь не быть. Галя была в Комарове, у них там дача, она меня позвала. Там я как-то немножко пришла в себя, спасибо Гале. Потом вернулась и поняла, что нужно разобрать его ноты, письма, которые лежат в столе, и на даче, и в городе. Я стала этим потихоньку заниматься и снова почувствовала, что для Дмитрия Дмитриевича главное было, чтобы его музыка звучала. И поэтому нужно его сочинения издать. Но этого мало: необходимо сделать оркестровые материалы, чтобы их могли ставить на пульты и играть. Это была счастливая находка. И я создала издательство, которое и поныне существует, называется оно «Дмитрий Шостакович».
По постановлению об увековечении его памяти должны были выпустить собрание его сочинений. Ни у кого не было собрания сочинений, даже у Прокофьева. За это взялось издательство «Музыка», запланировали 150 томов. Начали подбирать материал, и я стала принимать самое горячее участие. Ведь нужно же было найти и сверить все! Это была адская работа. В итоге оно вышло в 42 томах. Сейчас я уже выпустила гораздо больше в моем издательстве…
На его могилу я хотела поставить камень из Петербурга. Сказала архитектору, и привезли оттуда огромный камень, сделали из него надгробье и высекли четыре ноты: ре, ми бемоль, до, си. В буквенном латинском обозначении этих нот зашифрована монограмма инициалов Шостаковича «DSCH», он часто их использовал в своих сочинениях. Я хожу туда к нему. В день смерти, 9 августа. И еще в мае. Его праздник – 12 мая, когда исполнили его Первую симфонию. Он считал, что это начало его карьеры, и всегда отмечал.
Люди, которых мы продолжаем любить, где-то недалеко от нас. Они где-то здесь.
Я спросила ее, снился ли он ей? Она ответила:
«Да нет, не знаю. Снился не снился, какая разница. Но все равно мы были как один человек». Сонет «Бессмертие» из «Сюиты на стихи Микеланджело», слова которого так напугали ее, им все же довелось услышать вместе в Ленинграде в исполнении Евгения Нестеренко.
Здесь рок послал безвременный мне сон,
Но я не мертв, хоть и опущен в землю:
Я жив в тебе, чьим сетованьям внемлю…
Слова благодарности
Спасибо Ольге Дигонской, ведущему научному сотруднику Фонда Дмитрия Шостаковича, и Вере Улановой, сотруднику издательства «Дмитрий Шостакович» за подробные консультации и поддержку.
Спасибо Ольге Домбровской, с которой мы провели много часов, подбирая фотографии и хронику в архиве Д. Д. Шостаковича. Увы, ее больше нет с нами.
И, конечно, благодарю Варю Горностаеву, Елену Головину и Андрея Бондаренко за пристальное внимание к книге и за помощь в ее создании.
Источники иллюстраций и иллюстративный материал
Фото из семейного архива: 1, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 23, 24, 25, 26, 27, 36
Из архива Н. Солженицыной: 57
Фото © Erich Auerbach/Getty Images: 38
Фото Г. Андреева: 60
Фото В. Ахломова: 40, 41, 44, 66, 69, 70, 76, 77, 84
Фото В. Вяткина © РИА Новости: 83
Фото В. Дроздова: 53
Фото Л. Иванова: 81
Фото О. Макарова: 62
Фото Р. Мазелёва © Фотохроника ТАСС: 18
Фото Е. Мрозовской: 3
Фото М. Озерского, © РИА Новости: 39
Фото Г. Панфилова: 52
Фото В. Полунина: 31, 79, 80
Фото С. Хенкина: 45, 61, 68, 75
Фото О. Цесарского: 34, 35, 37, 46
Фото В. Шибанова: 82
Фото И. Шостакович: 58
Фото Н. Шостакович: 28, 32
1. Ира Супинская. 1935 г.
2. Родители Дмитрия Шостаковича. Софья Васильевна и Дмитрий Болеславович. 1907 г.
3. Мария и маленький Митя Шостаковичи. 1907 г.
4. Игнатий Альбертович Гляссер с учениками нафортепианных курсах. Митя Шостакович (второй справа в первом ряду). Мария Шостакович (четвертая справа во втором ряду). 1917 г.
5. За два дня до окончания Первой симфонии.
6. Партитура Первой симфонии. 28 июня 1925 г. Автограф.
7. Леонид Владимирович Николаев со студентами своего класса Петроградской консерватории. Стоят: Дмитрий Шостакович (второй слева), Мария Юдина (третья слева).
8. Мама и папа Ирины Антоновны. Бася Менделевна Романова и Антон Казимирович Супинский. Ленинград, 1933 г.
9. Семья Ирины. Сидят: брат отца Виктор