Я приваливаюсь головой к стене и закрываю глаза.
Десять лет.… В лучшем случае…
Глава 44. Залечь на дно
Севастьян находится в СИЗО. Со мной связывается его адвокат и просит дать показания. Меня допрашивают долго. Не знаю, корректно ли называть это словом «допрашивают», ведь я не подозреваемая, но вопросы и прессинг такие сильные, что по-другому не назовешь. Герман говорил, есть негласная установка сильно не топить Севу. Мол, федеральный министр, хорошо проявил себя на госслужбе, у руководства страны нареканий не вызывал. Но пока меня допрашивали, я этой установки на себе не почувствовала.
Мой актерский талант пригодился и здесь. Я иду ва-банк и сильно приукрашиваю ужасы своего содержания в заложниках. Я лгу, что меня совсем не кормили и не давали воды, каждый день избивали, насиловали, угрожали убить, расчленить и выбросить собакам. Для пущей убедительности горько плачу, а один раз даже имитирую обморок. Я делаю все от меня зависящее, чтобы причины Севы всех перестрелять ради моего спасения были уважительными.
Я верю, что такая тактика может сработать и смягчить Севе наказание. В моем родном городе лет десять назад был случай. К нашим соседям ночью забрался в квартиру какой-то отморозок. Было лето, а они жили на втором этаже, и решеток на окнах не было. Из-за жары открыли на ночь окно в комнате, и этим воспользовался преступник. Он залез на высокое дерево, а с него запрыгнул на окно и так проник в квартиру. Он навел на нашу соседку пистолет, а от мужа потребовал, чтобы тот собрал все имеющиеся в квартире деньги и драгоценности.
Наш сосед убил его. Я тогда была подростком, родители старались скрыть от меня подробности, чтобы не травмировать, поэтому, как именно сосед убил преступника, я не знаю. Потом сосед сам вызвал полицию, все рассказал, признался. Ему грозил реальный срок. Это не была самооборона, ведь пистолет был наведен не на соседа, а на его жену.
Они продали дачу, продали машину, наняли лучшего адвоката в нашем городе и добились условного срока. Доказали, что хоть это была не самооборона, но защита близкого человека. Точных юридических формулировок не знаю.
Поэтому я верю: нам удастся убедить следствие и суд, что Сева защищал и спасал меня - свою беременную жену. Это, кстати, тоже должно быть смягчающим обстоятельством. Суду важно, кого именно спасал подсудимый. Если чужого человека с улицы, то это не очень уважительная причина. А если законную жену, да еще беременную, то больше шансов, что суд смягчит приговор.
Когда допрос доходит до момента изнасилования, мне больше не приходится лгать. Все было настолько страшно и ужасно, что хуже даже не придумаешь. А Сева действительно находился в состоянии аффекта. Глаза были налиты кровью, лицо перекошено яростью. Он пускал в насильника пули и не мог остановиться. Голова разлетелась на мелкие ошметки и размазалась по стенам, а он стрелял и стрелял, пока не иссякла обойма. Что это, если не состояние аффекта?
Процесс идет быстро, поскольку Сева заключил сделку со следствием. Первый раз мы встречаемся лично на судебном слушании по делу, когда я должна озвучить свидетельские показания суду. Рассказать все то же самое, что уже говорила следователям, только более ёмко и сжато.
Меня мучает совесть, и я боюсь смотреть Севе в глаза. Я не навещала его в сизо. Много раз хотела, но не знала ни что сказать, ни как себя вести. В итоге не приходила совсем, что еще хуже, чем прийти и молчать. Оскар дома каждый день плачет, спрашивает, когда папа вернется из командировки. Ничем не получается отвлечь его. Не помогло даже обещание поехать на новогодние праздники в Диснейленд в Париж. Оскар давно мечтал об этом и просил. Но сейчас ему никакой Диснейленд не нужен. Он хочет только папу.
Меня вызывают, и я захожу в зал заседаний. Здесь вообще никого нет, кроме судьи, Севы, прокурора и адвоката. Все слушания закрытые. К слову, пресса так ничего и не пронюхала. Хотя бы в этом повезло.
Я со страхом поднимаю глаза на Севу. Он сидит за решеткой. Выглядит, как ни странно, хорошо и свежо. В чистой одежде, гладко выбритый. Наши взгляды встречаются, и мое сердце сжимается от боли и чувства вины. А еще от любви, которая переполняет меня к этому мужчине. Несмотря ни на что. Несмотря на боль, которую он мне причинил. Несмотря на преступления, которые он совершил. Я люблю его.
Только потеряв человека, мы понимаем, насколько на самом деле дорожили им.
Сева улыбается мне. Такой доброй искренней улыбкой, которой раньше улыбался только мне и нашему сыну. Мои глаза наливаются слезами. Сквозь пелену я различаю, движения губ Севы:
- Все будет хорошо, - шепчет он.
- Я тебя люблю, - шепчу в ответ.
Не знаю, смог ли Сева прочитать по моим губам признание. Надеюсь, смог. Его улыбка стала еще шире.
Стук молоточка судьи заставляет меня собраться. Процесс ведет женщина с коротким темным каре. На вид ей лет сорок. Я делаю глубокий вдох и готовлюсь разыгрывать спектакль. Хорошо, что судья женщина. Ее больше проймут мои слёзы о ежедневных изнасилованиях, чем мужчину. Судья ведь тоже человек. Понятно, что все решения принимает по букве закона, но человеческий фактор тоже никто не отменял. Мне надо ее разжалобить и убедить: если бы не Сева, меня бы не было в живых.
- Как все прошло? - Герман встречает меня на тротуаре у суда. Так как процесс закрытый, его в зал не пустили.
- Я выжала из себя все, что могла. - И это правда. Ни на одних пробах, ни на одних съемках я не выкладывалась так, как на судебном слушании по делу Севы. - Я еле на ногах стою.
- Пойдем, я отвезу тебя домой.
Герман берет меня под руку и помогает дойти до своего автомобиля по скользкому тротуару. Я даже не знала, что у Севы есть такой хороший друг. Герман очень помогает и поддерживает. Бывают дни, когда я лежу пластом и не могу пошевелиться. Тогда приезжает Герман и набивает холодильник продуктами, говорит мне какие-нибудь приободряющие слова. У него талант - поднимать настроение. Герман скажет что-нибудь оптимистичное, и мне сразу становится легче.
Я совсем ничего не знаю о Германе, кроме того, что он занимается каким-то прибыльным бизнесом, а также находится в разводе и не имеет детей. Но порой ощущение, будто мы с Германом всю жизнь