– Хорошо, Лайонель, – сказал Бреши. – Я на вас рассчитываю. Вся страна рассчитывает на вас.
– Все, что я делаю, я делаю во благо Республики, – ответил политик и чуть ли не слезу пустил.
– Мы, Лайонель. Мы делаем, – сказал Бреши.
Мумия профессора заворочалась. Кравицкий чуть приоткрыл глаза и оглядел салон сонным взглядом. Глаза у него были водянистые и такие светлые, что казалось, будто это глаза слепца.
– Долго еще? – спросил профессор. Несмотря на жутковатую внешность, голос его звучал на удивление бодро. Словно он позаимствовал его у человека лет на тридцать себя моложе.
Бреши покосился в окно.
– Через полчаса будем на месте.
Кравицкий раздраженно качнул головой.
– Я спрашиваю: долго вы собираетесь трепаться о всякой ерунде? Вы сказали, у вас есть важная информация о ходе эксперимента, а вместо этого я сорок минут слушаю какую-то чушь.
– Мы говорим о деле! – возмутился Киршоу, но Бреши остановил его взмахом руки.
– Простите, профессор, мы и в самом деле немного увлеклись.
Кравицкий снисходительно кивнул. Удивительный это был человек. Он работал в клинике, построенной на средства, выделенные «Партией Объединения», деньги на его исследования давал лично Бреши, и прикрывал его тоже Бреши… Тем не менее профессор Кравицкий не испытывал никакого пиетета перед начальством. Порой Бреши задумывался над тем, кто же и на кого работает на самом деле.
– Сегодня утром, – сказал он, – меня вызвал к себе Господин Президент. И это как раз по вашей части, господин профессор. Президенту приснился дурной сон.
– Так, так, так, – проговорил Кравицкий, наклоняясь вперед. – Если можно – детали.
Он сплел пальцы в замок, ожидая продолжения. Из-за какой-то кожной болезни его руки выглядели неприятно чешуйчатыми, как птичьи лапы. Чтобы скрыть это, Кравицкий обычно носил черные перчатки, но сегодня он их не надел. Может, забыл, а может, и специально. Под взглядом белесых глаз у Бреши по спине пробежал холодок.
– Президенту снилось, что за ним гонятся собаки, – начал Бреши, вспоминая утренний разговор. – Если я правильно понял, не обыкновенные животные, а механизмы. Господин Президент бегал от них по какому-то городу – он не вдавался в подробности, – но в конце концов они его настигли и разорвали на части. На тысячу маленьких кусочков. Не убили, нет: все эти кусочки продолжали жить, и каждый из этих кусочков был Президентом Республики. Собаки или кто-то еще разнесли их по городу, развесили на стенах и флагштоках, размазали по афишным тумбам. И все на него смотрели, показывали пальцами и смеялись. Я не знаю, кто эти «все», – Господин Президент не стал рассказывать.
Когда этот сон пересказывал Президент, голос того дрожал и срывался на визг. Он брызгал слюной, а в глазах стояли слезы. Не самая приятная картина, надо сказать, а хуже всего то, что Бреши пришлось его утешать. И слова не скажешь против, в конце концов, Бреши сам уговорил Президента пересказывать ему свои сны. Чтобы этого добиться, была проделана колоссальная работа. Глупо ею жертвовать из-за одной только брезгливости.
– Кошмар, – подал голос Киршоу. – Приснись мне такое, я бы, наверное, обмочился со страху.
Бреши бросил в его сторону быстрый взгляд, и политик заткнулся. Есть вещи, которые не стоит обсуждать даже в самом узком кругу. Особенно когда речь идет о Господине Президенте.
Профессор молчал. Он смотрел на Бреши, но было заметно, что мыслями он далеко отсюда. Чешуйчатые пальцы зашевелились, как черви, выползающие из свежей могилы.
– Интересно, – наконец сказал Кравицкий. – Не берусь утверждать, что данный сон является результатом нашей деятельности. Тем не менее не стану отрицать, что имеют место некоторые признаки, выходящие за рамки статистической погрешности.
Киршоу покосился на Бреши и приподнял бровь. Взгляд этот можно было толковать двояко: то ли как то, что он ничего не понял, то ли как то, что он понял все.
– В любом случае, – глаза профессора блеснули, – вы предоставили очень ценную информацию, господин Бреши. Мы будем с ней работать.
Пальцы-черви замерли и снова закопошились, но иначе – будто черви закапывались обратно в могилу. Взгляд Кравицкого затуманился. И Бреши готов был поклясться, что услышал тихий скрип, словно в голове профессора дернулись и пришли в движение жуткие паровые машины с огромными ржавыми шестернями.
Бреши откашлялся, пока Кравицкий не покинул их окончательно.
– И когда нам ждать результата? – спросил он. – Я имею в виду нужный результат.
Профессор вынырнул из задумчивости, захлопал ресницами.
– Результата? – Впервые за время поездки голос его дрогнул. Словно он испугался звучания этого слова. Бреши даже удивился, услышав в голосе Кравицкого новые для себя интонации. Он считал, что обычные, человеческие, эмоции свойственны профессору не более чем остановившимся карманным часам.
– Да, результата, – повторил Бреши. – Поймите нас правильно, господин профессор. Мы платим вам большие деньги, не говоря об иных услугах. А это не так просто, как вам может показаться. Поэтому я считаю, мы вправе требовать результатов.
– И вы поймите меня, господин Бреши, – сказал Кравицкий уже своим обычным голосом. Секундная слабость миновала. – Мы тоже не гайки крутим. Мы работаем со сложными и тонкими материями, хотя у нас до сих пор нет даже проработанной теоретической базы. Приходится двигаться вслепую, как новорожденные котята. Я уж молчу о том, что материал, который вы нам предоставляете… как бы сказать… не лучшего качества. В таких условиях мы можем только надеяться на положительные результаты, но требовать их от нас – увольте.
Когда он закончил, лоб его покрылся блестящей испариной – на восковой коже это выглядело особенно жутко. Замолчав, Кравицкий откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза. Некоторое время Бреши сидел с непроницаемым лицом. Киршоу, не решаясь заговорить первым, елозил по сиденью. Дорогая кожа неприятно поскрипывала.
Они проехали мимо здания шикарной гостиницы – швейцар у входа отдал им честь. Затем миновали пару ювелирных магазинов… Они уже въехали в богатый квартал, так что и дома здесь были соответствующие. Впереди, на площади перед Дворцом Совета, виднелся обелиск – угольно-черный палец, вонзившийся в пасмурно-серое небо. Еще дальше, над куполом дворца, покачивался вытянутый аэростат.
Наконец, Бреши заговорил:
– Что вы имели в виду под «некачественным материалом»?
– То и имел, – отозвался профессор. – Весь этот