Киара кивает. Учителям английского трудно рассчитывать на постоянную занятость, все зависит от количества студентов. Им не дают государственные пособия по болезни, не дают пособия по беременности и родам. Только бесплатная медицинская помощь. И никакой пенсии.
– Я собираюсь, – отвечает Киара. – Осталось заплатить за регистрацию в Педагогическом совете. И ирландский надо учить.
Вероника что-то записывает себе в блокнот.
– Ну хорошо, проверку ты прошла блестяще. Ты очень хорошо подготовлена. Мы счастливы, что ты часть нашей команды. Хотя ведь недолго осталось, да?
– Да, всего неделя.
Горячая боль стискивает бедра. Ползет по пояснице. Малыш внутри совсем затих. Киара пьет ледяную воду стакан за стаканом, лежит на левом боку и ждет, что он шевельнется.
Все кругом покрыто инеем. Крыша дома напротив – сверкающая зимняя мозаика.
Оживает экран телефона. Райан.
«Я тебя так люблю. Не нахожу себе места. Вечером пойду к врачу. Вчера ночью чуть скорую не вызвал. Это все меня убивает. Как ты можешь так со мной поступать?»
Снова это болезненное ощущение в бедрах. И какая-то новая боль в промежности, резкая и глубокая. Киара вспоминает, как, беременная Эллой, сидела в машине у заправки «Тексако» на Дублин-роуд, сжимая круглый как глобус живот, а теплая волна очередной схватки накатывала на крестец. Боль усиливалась, а она все смотрела на магазин перед заправочной станцией. Райан двигался по ярко освещенному залу к кассе, где собирался оплатить бензин. Она умоляла его залить полный бак заранее, он же только фыркал: «Ты как твоя мать. Вечно суетишься и беспокоишься по пустякам. У нас будет куча времени».
«Я просто пытаюсь спасти нашу семью, – пишет Райан в сообщении. – Это все, что я пытаюсь сделать».
Диего хочет бросить курить и вместо курения теперь пристрастился к чаю. Он наливает воду себе в чашку в фойе «Эдема». Киаре он говорит, что это один из шагов культурной адаптации к жизни в Ирландии.
– Если долго пытаться, может, и понравится. – Он прихлебывает и корчит гримасу. Он поднимает крышку чайника, помешивает заварку, выжимает пакетики. Потом поднимает взгляд на Киару и говорит: – Ты не в форме?
– О, где ты выучил такое выражение?
– Так правильно спросить? Ты не в форме?
– Да.
– Сегодня ты на мели, да?
– В каком смысле?
– В смысле устала? Говорят же так: «Боже, я на мели»?
– Выжата как лимон. Так можно сказать. А «на мели» нельзя, у этого выражения другой смысл. Оно означает, что денег совсем нет.
– А. То есть можно сказать так: «Боже, я сегодня не в форме, потому что выжата как лимон и совсем на мели».
Киара кивает. Диего, кажется, доволен собой, записывает выражения в тетрадь. Киара делает глоток, и ее всю передергивает.
– Господи, ну и гадость. Если стереть в порошок чайные листья, кофе все равно не получится, так?
Они пьют чай молча, с мрачными лицами. Между ними появилась какая-то неловкость. Он прав: она совсем не в форме. Устала, вся напряжена.
– У меня распалась семья, Диего, – выпалила она.
Он поднимает глаза.
– Как? Это произошло прямо сегодня?
– Нет, нет, несколько месяцев назад. Поэтому я тут и оказалась.
– Киара, мне так жаль.
Она опускает голову на руки, и вот уже Диего рядом с ней, рука на ее плече, но она не может сосредоточиться на его словах. Он рассказывает о том, как его вырастила мама, иммигрантка из Боливии, в сорокаэтажном доме в центре Сантуса, а потом они переехали в Карагуа. «Моя мама, она удивительная женщина», – говорит он. Его тепло оказывает на нее снотворный эффект. Закрыв глаза, Киара вспоминает, как резко наступает ночь в городах на экваторе, как небоскребы Сан-Паулу загораются огнями, словно огромные фонари. Кажется, это мгновение будет длиться вечно, но Диего отстраняется, Киара вытирает слезы, прячет смущение за открытым учебником.
Он надевает очки, смотрит в экзаменационные задания, нахмурив лоб, щелкает ручками, ищет ту, которая пишет, быстро расписывая каждую по очереди в уголке листа.
Все тело распухло и отекло. Боль в бедрах не затихает ни на минуту.
На перемене в кафе Оливия и Мэгги не попадаются ей на глаза, а идти куда-то на поиски она физически не может. Грачи разлетаются из-под ног, когда она возвращается обратно в аудиторию через кампус. Растрепанные крылья, острые клювы. Даже мозг кажется тяжелым, как гиря, погруженная под воду. Каждый шаг дается с неимоверным трудом. Необходимо снова позвонить в скорую, ненормально, что все так болит.
Киара начинает урок чтения, говорит студентам, что им предстоит прочитать текст и ответить на вопросы.
– Мартин Лютер Кинг произнес свою речь… – читает вслух Чжан.
У Киары вдруг начинает кружиться голова, она опирается руками на стол. Она даже до конца страницы не дочитала. И плана урока нет, только игра «Кто на меня похож?», которую она схватила в кабинете для преподавателей, и этот текст про речь Мартина Лютера Кинга. Теперь ей кажется, что он для них слишком простой. Кожа стала какой-то липкой. Малыш в животе затих. Боль в промежности усиливается, распространяется на поясницу, сползает вниз по бедрам.
Чжан продолжает читать:
– Самое важное слово в этой речи оказалось вычеркнуто из истории. Он сказал не «у меня есть мечта», а «у меня по-прежнему есть мечта». Несмотря ни на что, у него, по его словам, по-прежнему была мечта. Первый вопрос… – Чжан прерывается. – Учитель?
Когда Киара приходит в себя, то видит вокруг себя колени своих учеников. Мешковатые джинсы. Потрепанные кроссовки. Али стоит на коленях и кричит: «Жива! Она жива!»
Бьянка кричит в трубку телефона по-итальянски: «Преподавательница!»
Долго ли она была в отключке? Достаточно долго, чтобы молодой француз по имени Филипп успел добежать до администрации. Он вбегает в аудиторию, за ним следует Вероника. На ней кроссовки. Это именно то, что Киара запомнит об этом моменте навсегда: Вероника сняла каблуки и надела заношенные «рибоки» под платье-футляр.
– Рассаживайтесь по местам, – говорит Вероника. – Сохраняйте спокойствие, ребята. Скоро ваш урок продолжится. Киара, не двигайся. – Вероника присаживается на корточки и дает Киаре бутылку воды. – Попей. Не переживай. Все будет хорошо. Скорая уже в пути.
– Я не поеду на скорой, Вероника. Честно, я хорошо себя чувствую.
– Киара…
Только тогда Киара ощущает под собой что-то теплое и влажное. Даже не переворачиваясь, она понимает, что это кровь.
И только тогда на нее накатывает настоящая боль. Горячая, жесткая, непрекращающаяся боль, глубже,