– Но это его история, – говорит Мейв. – Его слова. Его, а не ваши. Его версия событий. Его голос в вашей голове. Как бы вы себя почувствовали, если бы вместо этого вам удалось услышать собственный голос?
Мейв внимательно смотрит на нее. Когда тебя так внимательно слушают, чувствуешь себя увереннее, и узел внутри Киары постепенно ослабевает. Но в то же время в этом положении она крайне уязвима.
– Извините, – говорит наконец Киара и вытирает глаза. – Я просто очень устала.
– Смотрите, – отвечает Мейв. – Сначала вы впускали его в свой дом, чтобы он проводил с детьми время, предписанное судом. Теперь вы позволили ему остаться. Это из-за того, что вы его боитесь? И беспокоитесь насчет того, что может произойти, если вы дадите ему отпор?
Киара кивает. В горле пересохло.
– Вы позволяете ему жить у себя, постоянно находясь рядом с детьми. Но, Киара, попробуйте уяснить одну важную мысль: детям недостаточно, чтобы вы все время были рядом. Можете мне не верить, но на самом деле им нужно, чтобы вы были в порядке. Возможно, вам кажется, что они слишком маленькие и ничего не замечают. Но это не так. Я не хочу вас расстраивать. Но дети замечают все, и скорее всего, совсем не то, что вы думаете. Они знают, в каком вы состоянии. Знают, когда вы напряжены. Когда он все время проводит у вас дома, как вы себя чувствуете?
– Я чувствую, что в этом моя роль, это я и есть. Мне нужно учиться терпеть.
– И всю жизнь играть роль человеческого щита? Ну конечно. Но все же это важно, Киара, так ведь? Важно, как вы себя чувствуете. Вы важны.
Какая огромная мысль. И сколько еще у нее впереди.
– Вы ушли из дома, – продолжает Мейв. – И я аплодирую вам стоя за этот поступок. Но уйти – это только первый шаг. Необходимо вернуть вам вашу собственную жизнь.
Психотерапевт смотрит на нее еще несколько мгновений.
– Вы хотите что-то еще мне сказать?
Откуда она знает?
– Я об этом никому не рассказывала, – слышит Киара свой собственный голос. – Когда мы еще спали в одной постели… – Как можно это объяснить? Какие слова подобрать? – Звучит ужасно тупо. Но иногда, когда я спала, он меня будил и пытался заняться со мной сексом. Знаю, это…
– А вы говорили «нет»?
– Иногда… Да, иногда я просила его прекратить.
– И он прекращал?
– Иногда. Не всегда. И на следующее утро он начинал мне выговаривать. Обзывал холодной, фригидной, утверждал, что я его не люблю. И этот ад иногда длился несколько дней. Так что мне проще было…
– Проще было согласиться?
– Да.
Лицо Мейв стало как-то по-новому серьезно.
– Киара, вы понимаете, что это означает? Это настоящее применение силы. Особенно если вы в это время спали. Вы не могли дать согласия.
Все это теперь кажется Киаре чьей-то чужой историей. Она словно смотрит на события со стороны. Она думает о женщинах в черных футболках со словом REPEAL [13] на груди. МОЕ ТЕЛО, МОЕ ДЕЛО. Неужели она добровольно отказалась от права выбора? Она позволила манипулятору Райану пользоваться ее телом как пешкой. Как она сможет открыться Мейв, если то, что случалось по ночам, на самом деле не было худшим, что это всего лишь один эпизод в бесконечном колесе наказания?
Она помнит, как однажды открыто выступила против него. Это произошло наутро, она встретила его на кухне в плотно запахнутом халате, перевязанном поясом. Сказала, что произошедшее ночью никуда не годится, но он только озлобился.
– Как, по-твоему, я должен себя чувствовать, если ты не хочешь секса со мной? Можешь представить, как меня это ранит? В какую депрессию вгоняет? Господь всемогущий, в конце концов, ты моя жена. С прошлыми девушками у меня такого не происходило. Скорее наоборот.
Киара содрогается от этого воспоминания. Теребит бусы, покусывает нижнюю губу.
– Я раньше ни с кем об этом не говорила. Извините меня.
Мейв смотрит на нее внимательно, потом говорит:
– Вам совершенно не за что извиняться. Киара, с вашей стороны очень смело – рассказать мне об этом. Признаться в этом самой себе.
– Раньше я думала, проблема во мне.
– Так часто происходит. Факты сами собой мельчают. Только подумайте. В другом контексте. Если бы вы не были за ним замужем, то, о чем вы рассказываете, считалось бы изнасилованием. – И снова она смотрит прямо Киаре в глаза. – А еще вы по-прежнему боитесь его.
Это вопрос или утверждение?
– Он вселяет в вас ужас, – кивает Мейв.
34
Киара расправляет подушки, раскладывает по контейнерам мягкие игрушки, зажигает лампы, когда раздается стук в дверь. Она открывает ее, приложив к губам палец. Приглашает Диего войти, а сама смотрит ему через плечо. Улица пуста, на бархатном темном небе мягкие белые облака, словно ребенок стукнул по нему ладонью, испачканной мелом. Киара делает шаг назад, пропуская Диего, потом аккуратно запирает за ним дверь на двойной замок и щеколду. Диего смотрит на нее встревоженно.
– Все в порядке?
– Да.
Киаре хочется рассказать больше, но она решает ограничиться односложным ответом.
Когда Киара с детьми вернулась домой вчера после обеда, в доме было темно и душно. Сначала она не поверила, что Райан действительно отсюда ушел. Проверила везде: за дверями, под кроватью. Какая нелепость, ругала она себя. Все равно что искать упрямого ребенка во время игры в прятки. Помнишь, как Софи спряталась в сушильной машине, когда ей было два годика? Господи. Его здесь нет, говорила она себе. Дыши. Успокойся. Его нет.
Она открыла ставни, впустив в дом свет, потом распахнула окно, чтобы проветрить. Девчонки носились по всем комнатам, обнимали свои игрушки, скакали по кроватям, как будто не были дома несколько лет, и тогда Киару осенило: Они думали, мы снова остались без дома, боялись, что мы больше не вернемся.
Экстренный запрет на приближение будет действовать в течение восьми рабочих дней. Благодаря тому, что в здании суда рядом с Киарой все время была Сирша, процесс прошел относительно быстро. Киара позвонила Грейс, чтобы сообщить ей о происходящем, оставила голосовое сообщение и была удивлена, увидев ее стоящей у здания суда, когда сами они вышли на улицу. Грейс направила Райану письмо через его адвоката, в котором сообщила, что ему больше не разрешен доступ в Киарин