Тихон подтвердил кивком.
— Только при условии, что перед этим самым приобретением каютки тебя не обчистят на ватты.
— Ну, всякого рода засранцев и прохиндеев здесь, конечно, хватает… — продолжал Максим, поглядывая вокруг. — Но с другой стороны, а куда без этого? Там, где много людей, всегда больше проблем, но и больше возможностей! Так уж устроен мир. Да куда уж там, он был так устроен ещё и до Вторжения.
— Вот уж нет, спасибо, — от себя добавила Арина, — лучше я предпочту жить в маленьком обществе, где все знают друг друга, чем окружать себя сотнями и тысячами незнакомцев. — Она подозрительно покосилась на сидевшую на полу женщину с одной ногой. Та с прищуром наблюдала за передвижением их маленькой компании. — Хватило с меня «Мак-Мердо», теперь хватит и «Палмера».
Максим отмахнулся, мол, ничего-то вы обе не понимаете!
— А вообще, паршиво всё это, — печаль отразилась на его лице, — столько у меня всего хорошего приключилось в стенах этой станции…
— Ты про шлюх и наркотики? — вставила Маша. — Да, это без сомнения прекрасные воспоминания.
Прежде Максим не упустил бы возможности огрызнуться и послать её куда подальше, но в этот раз, на удивление Матвея, смолчал. Отнюдь, сделался слишком уж задумчивым, будто вспоминал о чём-то. Так и зашли в полном безмолвии на восьмую палубу, где продавались разные вещички и жизненно необходимые мелочи, вроде планшетов, запчастей для ваттбраслетов, раций, одежды и ещё много всяко разного, глаза разбегались. Здесь запах не был резким, как на шестой палубе, где рыбная вонь въедалась в кожу.
— Так, ну вот и пришли, — сказал Юдичев. — Будем надеется, что она уже вернулась с этой распрекрасной проповеди.
Он указал на небольшую лавку с английским названием «Всякая всячина». Стеклянная витрина на удивление чистая, почти прозрачная. Старая вывеска гласила, что во времена, когда этот лайнер совершал круизы, здесь находилась лавка со сладостями и называлась Sugar Mount, что в дословном переводе означало «Сахарная гора».
Максим первым зашёл внутрь.
Звякнул колокольчик, заскрежетала металлическая дверь. Они едва протиснулись сквозь завалы товара. Узкая тропка к прилавку петляла между столами, верёвками с развешанной синтетической одеждой и бочкой, в которой лежали мётлы, швабры и лопаты.
— Закрыто! — раздался женский голос позади одной из груд этого полезно-бесполезного хлама. — Я же повесила табличку! — Затем она обратилась сама к себе, полушёпотом:
— Ведь повесила же, верно?
— На двери пусто, а ещё она открыта, — ответил Юдичев, приложив ладонь ко рту.
Что-то упало на пол — судя по лязгающему звуку, алюминиевая чашка или тарелка, — и между ножкой стула и подушкой высунулось лицо хозяйки «Всякой всячины». Карие волосы собраны в лошадиный хвост. На переносице очки, две разные оправы, склеенные скотчем. Годов ей было сорок, может, немного больше. Худощавая, с узкими плечами. Подозрительный взгляд маленьких глаз ощупывал посетителей с придирчивой дотошностью.
— Юдичев? — сказала она, прищурившись и стянув очки на кончик носа.
— Сонечка, моя любимая собирательница! — с воодушевлением произнёс Макс и распростёр руки для объятий. — Давненько не виделись!
— Ты ещё не сдох?
Макс сконфузился.
— Да нет пока, живёхонек…
— Как же прискорбно это слышать. Не отними у меня Братство пушку, прямо щас бы пустила пулю промеж твоих бесстыжих глаз.
Соня-собирательница вышла из-за укрытия, показав себя полностью. Роста она была довольно низкого, облачена в лёгкую куртку с кожаными штанами. На её запястья горел экран тяжёлого ваттбраслета.
Она упёрла руки в бёдра и задрала подбородок, словно ожидая объяснений.
— Ну же, Сонь, ты не такая злопамятная…
— Я-то? Напомнить тебе, кто я по гороскопу? Скорпион! А мы ох какие злопамятные.
Юдичев поджал верхнюю губу, почесал в затылке.
— Да уж…
— Кто это с тобой? — Она приблизилась к остальным на шаг, заметила Йована и просияла. — Боже ж ты мой, это у вас ребёночек?
Надя застенчиво кивнула.
— Могу я посмотреть? Нет, вы только гляньте на эту милаху! И как его или её зовут?
— Йован. Это мальчик.
— Йован! Чу́дное имя для чу́дного малыша. — Соня покосилась на Макса, затем с многозначительным взглядом обратилась к Наде полушёпотом. — Надеюсь, этот карапуз не…
У Нади глаза на лоб полезли.
— От него-то? Боже упаси! — выдохнула она.
Матвей не смог сдержать улыбки от недовольной физиономии Макса.
— Так, ну может хватит уже? — вмешался Макс. — Мы к тебе, вообще-то, по важному делу пришли.
— Важному, говоришь? — Соня села на краешек стола, остальная часть которого была завалена разным хламом, вынула из кармана тряпку, протёрла руки. — Эх Юдичев, когда ты уже перестанешь быть такой невоспитанной обезьяной?
Даже на хмуром лице Арины дрогнула улыбка, когда Юдичев, находясь в полнейшем замешательстве, раскинул руки.
— Я? Да я… В каком месте я с тобой…
— Боже ж ты мой! — Она хлопнула себя по коленям. — Да представь ты мне своих спутников наконец, чучело!
Юдичев недовольно прорычал, как обделённой костью пёс, нахохлился и взялся выжимать из себя требуемую от Сони воспитанность:
— Хорошо, хорошо. Вон тот здоровый детина с хмурой рожей, Лейгур. Кудрявого пацана звать Тихон. Которая с ребёнком Надя. Этот вот с потерянным видом — Эрик. Вот эта…
— Арина, — перебила девушка, косо взглянув на Макса.
Матвей вышел вперёд.
— Моё имя Матвей. Вон та девушка Маша.
— Ага, получается, ты Матвей, этот Лейгур, вон тот красавчик Эрик, — она подмигнула ярлу, тот немного оробел, — и остальные Маша, Арина, Надя, Тихон и карапузик Йован. Верно?
Все кивнули.
— Кстати, Матвей твой коллега, — вставил Юдичев.
— Вот как? — Брови Сони на лоб полезли от удивления. Мимика была довольно подвижной. — И сколько вылазок?
— Последняя была семнадцатой по счёту.
— Семнадцатая! Не хило… Стало быть, ты тёртый калач, а? — Совершенно не стесняясь, она крепко хлопнула его по плечу, словно они были знакомы не первый год. Матвей, совершенно не ожидая подобного жеста, чуть вздрогнул. — У меня только девять на счету, вот планировала отправиться в юбилейную, десятую, к восточному побережью бывших Штатов, в Нью-Йорк. Там, говорят, рискованно, но добра всякого навалом добыть можно. Но, кажись, отменяется