— Нет, есть ещё кое-что, — внезапно объявила Арина.
Она вышла из круга, вернулась к заднему сиденью, взяла рюкзак и вытащила из него красный дневник. Долго смотрела на него, потом вернулась к остальным, села на корточки и открыла его. Прочитала вслух самую первую строчку:
— Нашла эту записную книжку в одном из шкафчиков вездехода…
Сердце забилось быстрее, пальцы коснулись верхнего края страницы, и она небрежно вырвала её, передав Лейгуру. Исландец взял её, тихонько кивнул и принёс лист бумаги в жертву пламени.
Следом пошла вторая страница, третья, четвертая…
Когда стемнело, и в небе блеснули первые звёзды, от её дневника остались лишь корешок с потрёпанным переплетом.
— Боже, знали бы вы, как я боюсь… — прочитала Арина последнюю строчку и бросила в огонь.
* * *
Его измученное тело рухнуло в снег.
Ты жалок, жалок, жалок.
— Пожалуйста…
Признай это. Тебе их не спасти.
— Заткнись… — Его рука потянулась к лямке рюкзака.
Тебе не сбежать от меня. Не сбежать от себя. Не сбежать от прошлого. Моё появление было лишь вопросом времени…
Он никак не мог нащупать лямку. В горле страшно пересохло, хотелось есть.
Сосуд полон. Ты это знаешь. Смирись.
Матвей заставил себя подняться, коснулся рукой спины, но отыскал лишь вещмешок, отданный ему Лейгуром. Рюкзака не было. А с ним и еды, воды и…
— Карты… — Внутри у него мгновенно образовалась пустота. Карта с координатами! Как он теперь…
ВИДИШЬ!
Вены на висках набухли, голову пронзил острый поток боли.
— Это невозможно… невозможно… — собиратель завертелся вокруг в надежде увидеть рюкзак. — Он же был здесь… На мне… я помню!
Всё это было ошибкой с самого начала…
«Может, я оставил его в той церкви?»— прорвалось предположение сквозь внутренний голос.
Сколько людей осталось бы в живых, не согласись ты на эту экспедицию? Ясир, Вадим Георгиевич…
— Хватит…
…Йован.
— Заткнись! ЗАТКНИСЬ!
А теперь полюбуйся, что ты натворил!
Сзади раздалось тягучее, жалобное мычание. Матвей медленно обернулся и увидел в нескольких шагах от себя громадную яму, смердящую мертвечиной. Дыхание сбилось, ноги превратились в ватные. Медленно и настороженно он приблизился к краю образовавшейся с подачи его безумия дыры, и увидел на её дне сотни расчленённых животных.
В самом сердце этой свалки, придавленный тушей медведя, лежал Домкрат. Открытый рот молил в немой просьбе о помощи. Рука беспомощно хватала воздух.
Полюбуйся…
Тело Домкрата быстро всасывало в падаль как в трясину.
Не медля ни секунды Матвей сел на край ямы, быстро выцелил взглядом место будущего приземления — на оленье брюхо, — и скользнул вниз.
— Сейчас, сейчас… — бормотал собиратель, — ещё немного…
Удерживая равновесие, он ступал на туши, продавливая сгнившую плоть как яичную скорлупу. Подошвы скользили от обилия чёрной крови. А меж тем на месте, где была голова Домкрата, теперь торчала лишь половина руки.
— Держись! Я здесь!
Матвей схватил его за пальцы, крепко стиснул кисть и потянул на себя. Но тянущая на дно неведомая сила была в сто крат сильнее, и последнее, что успел сделать Домкрат — это стянуть перчатку с руки Матвея и унести вместе с собой, на дно.
— Нет, нет!
Матвей сдвинул туши, протискивался через них вниз, пытаясь отыскать руку товарища…
— Домкрат!
…но нащупывала лишь сырую шерсть, холодные кости и вязкую плоть.
— ДОМКРАТ!
Отчаявшись, он зарыдал и упал на спину и закрыл руками глаза. Грудь стиснули невидимые тиски. Дышать стало невозможно.
Матвей лежал на смердящей смертью куче и молил про себя лишь об одном: «Пускай всё это уже закончится. Пускай он умрет и не познает больше ни минуты этого безумия».
— Эй, праведник!
Собиратель убрал ладони от лица и увидел, как на краю пропасти стоит Юдичев. Вечерний свет касался его обнаженного мозга, выглядывающего из-под расколотого черепа. Мёртвые, прикрытые будто бы молочной пенкой глаза, смотрели на него с безразличием.
— Сосуд полон, — ответил он со знакомой паскудной ухмылкой. — Всё кончено.
И ушёл.
— Макс… — услышал Матвей со стороны свой хриплый, жалкий голос. — Постой…
Его голая рука протянулась к сгущающимся сумеркам. В небе появлялись первые звёзды.
Вонь отступала, растворяясь в холодном воздухе. Тишина Антарктиды вновь накрыла его с головой. И пока он лежал, не в силах подняться, перед его глазами сгущалась тьма.
А потом стало и вовсе черным-черно.
* * *
— Ты уверена, что это сработает?
Лейгур с нескрываемым скепсисом наблюдал, как Арина костяным ножом надрезала узкую полоску в потолочной обшивке вездехода.
Вместо девушки ответила Надя:
— Да. — Комок пара вырвался из её рта. — Она уже проделывала нечто похожее однажды. — Надя переглянулась с Ариной и вспомнила, как была ей благодарна за сжигание «Снежной мышки» далеко-далеко отсюда. Теперь юной восточнице предстояло сделать то же самое, но в этот раз с «Мартой».
— Ну… надеюсь, все и правда получится… — доля недоверия к озвученной несколькими минутами ранее Арининой затеи всё ещё таилась в голосе исландца.
Тихон сложил ладони ковшиком, подышал на них, согреваясь. Надя сильнее прижала к себе малыша. Маша дрожала так, словно секунду назад вышла из проруби.
Ветер снаружи крепчал. Краткосрочная ночь медленно опускалась им на головы.
А холод становился всё сильнее и беспощаднее.
* * *
Сухость в горле резала подобно ножу. Веки чудились неподъёмными воротами, которые, как ни старайся, ну никак не откроешь. Тело отказывалось подчиняться приказу мозга пошевелиться.
Матвей лежал в куче снега, тихо дышал и пытался понять: он уже мертв? Наперекор сопротивлению обессиленного тела пошевелил ногой, затем рукой, головой — получилось. Затем пальцами левой руки, правой…
Правая. С ней что-то не так.
Он поднёс её к лицу. Вся кисть до запястья выглядела так, словно её окунули в банку с чернилами. На большом пальце, возле ногтя, образовался мерзкий волдырь; второй, поменьше, нарастал у мизинца.
Паника галопом неслась по его телу, вдавливая его все сильнее землю. Ветер подхватил снег и засыпал лицо. Холодное солнце медленно показывалось из-за горизонта, походя на одолённого любопытством гиганта, решившим подглядеть за несчастным человеческим телом, брошенным в белой пустыне.
Изо рта Матвея вырвалась сдавленный стон. Он сделал несколько резких вздохов носом, досчитал в голове до трех и попытался встать. Вышло не сразу, только с четвертой попытки.
Он увидел лежащую рядом перчатку, взял её, надел на охваченную некрозом руку, чувствуя