Когда-то Олбрайт храбро сражался с турками. Он повидал едва ли не больше ужасов войны, чем мог вынести. Он видел города, крепости и даже собственный корабль «Непримиримый» в огне. Он был свидетелем того, как в битве сходились не только пуля, штык и ядра, но и нитроглицерин, и знал, что взрывчатка поражала цель так же верно и жестоко, как и сталь. Его глаза видели лютую смерть, в своих руках он держал чужие жизни.
Но это…
Знаменитый пароход «Принцесса Виктория», пропавший несколько дней назад, сел на мель, а вся его обшивка и палуба были покрыты толстенным слоем льда! В то время как охваченный ужасом народ толпился на берегу, люди из Скотленд-Ярда уже были на корабле, стараясь отбить ото льда окоченевшие трупы.
— Господи… — тихо произнёс Джон. — Неужели чёртов сукин сын был прав?
Небо на горизонте стало стремительно темнеть. Казалось, на город вот-вот обрушится шторм или нечто похуже…
Альфред выдохнул, и изо рта пошёл пар. Неужели только ему одному вдруг стало чертовски холодно? И это в самый разгар лета!
— Дети… Уходим! — приказал Биф. — Чёрт возьми, Альфред! Немедленно!
Они поспешили обратно, свернули за угол и двинулись по оживлённой улице, где уже вовсю чувствовался страх перед надвигающейся угрозой. Кто-то бежал домой, кто-то, разинув рот, молча наблюдал за небом, а кто-то и вовсе продолжал работу в лавках, будто ничего не происходит.
— Всего лишь шторм! — отмахнулся старый моряк, хотя и сам покосился на небо.
Оно стало чёрным. Угрожающим.
— Биф, — окликнул товарища Олбрайт, — я должен тебе кое-что рассказать.
— Слушаю.
— Я не мог об этом говорить… тайна, понимаешь? Да и хрен бы кто поверил в это…
Но он так и не досказал, в чем состоит его план: за их спинами раздалось сдержанное покашливание. Одновременно повернув головы, они увидели вышибалу Форда, агента Верхней палаты, в компании трёх крепких ребят.
— Все в сборе, — Форд усмехнулся, зловеще растягивая губы под седыми усами. — Мои друзья находят, что время для нашего дела крайне удачное. Обойдёмся без глупостей, джентльмены…
Олбрайт прыснул:
— Это ещё что за пёс?
Биф криво улыбнулся и сунул руку в карман. Он почувствовал, как мизинец ложится на гранёную пятку рукояти старого «ремингтона». Агент тоже выхватил револьвер и вопросительно посмотрел на своих людей, будто ища одобрения. Те ответили короткими кивками.
— Эй, Биф! — крикнул Форд, когда герцог уже доставал оружие. — Пожалей ребятишек. Устроим пальбу — зацепим, не ровен час. Нас ведь здесь гораздо больше…
Последнее слово агента заглушил удар обрушившегося на крышу огромного куска льда. Следом ещё одна глыба рухнула прямо на голову Форда, заляпав его безупречный жилет кровавым месивом. В воздухе задрожал, ввинчиваясь в мозг, истошный женский крик.
И тут начался кошмар.
Разразилась страшнейшая метель. Подул убийственный ветер, в котором сквозь шум пригибаемых к земле деревьев, скрип стрех и хлопанье ставней слышались жуткий вой и скулёж.
В этот миг что-то ударило Додсона по голове, и всё поплыло перед глазами. Альфред закричал, увидев, как падает Биф. С неба посыпался смертоносный град.
Биф так никогда и не смог вспомнить в деталях всё, что происходило далее. Он почувствовал, что его оттащили в сторону и занесли в какую-то раскрытую дверь. Он поднял затуманенный взгляд, пытаясь оглянуться, чтобы узреть кромешный ад.
Перед тем как дверь закрылась и Бифа накрыла тьма, он успел увидеть ледяной дождь, бомбардирующий улицу. Дымящийся, повреждённый автоматон подметал с мостовой кровь. Крики абсолютного, бездонного ужаса сдавили уши, и больше он ничего не помнил…
Глава 4. Наследие
Мы блуждали по затихшему холодному миру без какого-либо будущего. Старые правители лишились своей гордыни и славы. Будто лишь вчера мы двигали колесо прогресса, пока мороз не остановил всё это, в мгновение ока, без предупреждений. Когда времена изменились, они изменились для всех, независимо от класса и состояния. Мы потеряли наш мир из-за снега, а вместе с ним… всю нашу человечность…
21 июля 1888 год
Надежда ещё есть.
Морозные земли.
Странное чувство, как будто Олбрайт возвращался домой. Когда его группа приближалась к лифту, он вспомнил свое первое прибытие сюда. Его сердце переполнялось болью от потерь, от необходимости забыть все эти лица. Так много произошло с тех пор, как началась Великая зима; казалось, будто с тех пор минула целая жизнь. Тогда в его сердце была жажда странствий, а каждый поход на север был словно вызов для горячей души. Теперь север покорил весь мир и был беспощаден.
Странные изгибы и повороты судьбы.
Как и тогда, он сражался против холода. Как и тогда, его люди так же преданно следовали за ним. Трое позади кутались от стонущего и плачущего ледяного ветра и снега, который начал медленно падать, когда они открыли клеть и приготовились отправиться в ещё одно рискованное путешествие.
Сирена загудела, Джон потянулся к кнопке на стенке лифта и нажал верхнюю. Кнопок всего было две. Над потолком раздался треск, клетка пошатнулась и медленно поползла ввысь, удаляясь от пробужденного, но всё ещё сонного города.
«Мы взяли ответственность за этих людей… Возможно, даже за всё человечество, — сказал ему Биф, отправляя друга на поиски Паровых ядер. — Мы должны справиться. Ты, я, Бэйли, Альфред, даже проклятый Чарли! Все мы!»
«Мы справимся», — заверил его Джон.
Он произнес эти слова с убежденностью и надеждой на то, что был прав. Ибо этот израненный мир не выдержит еще одного провала.
— Холодно, холодно, бррр… — бормоча проклятия и шмыгая замерзшим носом, Хэнс разминал онемевшие пальцы. — Холодно, холодно, бррр!
«Каждый раз он так, — вздохнул про себя Джон. — Сперва дрожит как дитя, но спустя милю шагает словно дредноут по снегу».
— Ох и холодно же, — не унимался Хэнс. — А ведь всего четыре дня прошло с последнего похолодания. Дьявольщина! Теперь, похоже, стужа пойдет лавиной. В этот раз нам точно конец…
Братья Стьюи обернулись на ворчуна. Хэнсу даже ругаться расхотелось под их тяжелыми взглядами.
— Где Чарли? — спросил младший брат, чей рот окаймляли длинные усы — единственное внешнее отличие между близнецами.
— В лазарете, — сухо ответил Олбрайт.
Хэнс покачал головой и стиснул кулаки.
— Сукин сын попросту не хочет возвращаться в Морозные земли, — процедил он. — Сидел бы на своей заднице и помалкивал. Так нет! Нужно было отрезать его чертов язык, пока была возможность. Чую, с ним ещё