Ужин. А после — личное время. Его было немного, но я ценил каждую минуту. Чаще всего мы собирались вчетвером в небольшой общей комнате отдыха нашего сектора. Играли в карты на щелбаны или на «долги» (Алёша отчаянно хитрил, Диана ловила его на этом, а Николас мудро наблюдал). Иногда Диана приносила свой планшет и показывала архивные записи докризисного мира — странные, красочные, почти нереальные образы другой жизни. Все обычно смотрели на них молча.
Как-то раз, после особенно изматывающего дня на уроке по рукопашному бою (где я в очередной раз проиграл Алёше, хоть и продержался на десять секунд дольше), Николас задержал меня.
— Завтра, — сказал он, вытирая лицо полотенцем. — С утра. Ты идёшь со мной. Не на учёбу.
— Куда? — насторожился я.
— На периметр. Нижний ярус обороны. Увидишь, как мы готовимся к Пробуждению. Пора.
Нижний ярус обороны оказался не просто ещё одним коридором. Это был целый укрепрайон, встроенный в скальное основание острова. Толщина стен здесь исчислялась метрами, а воздух был густ от запаха машинного масла, оружейной смазки и напряжения.
Повсюду кипела работа. Мутанты с усиленными конечностями втаскивали на позиции тяжёлые станковые пулемёты. Инженеры проверяли системы герметизации массивных шлюзовых дверей. На стенах уже висели схемы секторов обстрела, прописанные мелом.
— Они что, сюда прорваться могут? — спросил я, глядя на эти приготовления. В голове не укладывалось, что что-то может пробить такую толщу.
— Не «они», — поправил Николас, ведя меня вдоль ряда огневых точек. — Оно. Пробуждение — это не просто всплеск активности. Это… приливная волна безумия. Она катится по земле. Единые чувствуют её острее всех и становятся в десятки раз агрессивнее, организованнее. Они могут копать. Могут долбить. А ещё… просыпается то, что спало. И иногда просыпается не там, где ожидаешь.
Он указал на огромную, покрытую ржавчиной решётку в полу, за которой угадывался тёмный колодец.
— Под нами — старые дренажные системы, пещеры. Мы их минируем, заваливаем, но гарантий нет. Поэтому дежурство на нижнем ярусе — самое тяжёлое. И самое опасное. Здесь часто сдают нервы.
В его голосе не было страха. Была ответственность. Я вдруг осознал, что для него, для всех них, этот бункер — не убежище трусов, а крепость, которую они обязаны удержать. Ценой чего угодно.
— А что будет с теми, кто… не удержит контроль? — тихо спросил я.
Николас посмотрел на меня, и в его глазах мелькнуло что-то тяжёлое.
— Изоляторы. Глубинные камеры с ментальными глушителями. Если не поможет… — он не договорил, только сжал челюсть. Понятно было и так.
С того дня подготовка к Пробуждению стала главной темой. Напряжение нарастало с каждым днём, как давление перед грозой. В воздухе витало ожидание. Люди становились немного резче, разговоры — тише. Даже Бага появлялся в общих зонах чаще, его шутки стали более едкими, а глаза — более внимательными.
Меня, как и других новичков, внесли в график дежурств. Моим постом стал наблюдательный пункт у одного из внутренних сенсорных экранов, отслеживающий показания датчиков вибрации и звука в верхних уровнях. Сидеть перед мониторами, на которых мелькали зелёные линии сейсмографов и схематические планы уровней, было психологически не легче, чем стоять с оружием у амбразуры.
Именно на этом посту, за неделю до расчётной даты Пробуждения, я впервые по-настоящему ощутил его приближение.
Это было ночью. Вернее, в то время, что по графику считалось ночью. Я пил холодный, горький чай из походной кружки, пытаясь не заснуть, когда краем глаза заметил аномалию. Одна из линий на экране, отвечающая за датчики в северо-восточном крыле верхнего уровня, дёрнулась. Не сильно. Словно кто-то сделал тяжёлый шаг прямо над датчиком.
Но наверху никого не должно было быть. Все были внизу.
Я прильнул к экрану, увеличив изображение. Линия замерла, затем дёрнулась снова. Ритмично. Раз. Пауза. Два. Пауза. Как шаги.
Сердце ушло в пятки. Я схватил переговорное устройство.
— Наблюдательный пункт семь-бета, — стараясь, чтобы голос не дрожал. — Вижу движение на верхнем уровне, сектор Норд-Эхо-четыре. Несанкционированное. Одиночный источник. Характер — шаги.
Ответ пришёл через несколько секунд, но каких!
— Пункт семь-бета, подтверждаем. Не ваша ошибка. Дежурной группе «Буран» — на проверку. Наблюдателю — продолжать мониторинг.
Оказалось, это был один из инженеров-добровольцев, который решил в последний момент проверить герметизацию внешних клапанов. Его отчитали по всей форме, но инцидент стал тревожным звоночком для всех. Граница между безопасным «здесь» и безумным «там» стала ощущаться физически.
А потом оно началось.
Сначала это было едва заметно. Лёгкая дрожь в кончиках пальцев, когда прикасаешься к металлической столешнице. Потом — едва уловимый низкочастотный гул, больше ощущаемый телом, чем ушами. Он шёл отовсюду — от стен, от пола, из самой земли. Как сильное раздражение, только ты не осознаёшь, что именно тебя раздражает.
«Шёпот» в моей голове, обычно приглушённый до фонового шипения, начал набирать силу. Он не стал громче. Он стал… гуще. Насыщеннее. В нём проступили новые оттенки — невнятные образы, вспышки чужой ярости, щемящее чувство всепоглощающего голода, который был не физическим, а метафизическим. Голод по жизни, по теплу, по свету. Это было страшно.
По базе объявили первый, предварительный уровень тревоги. Все небоевые персоналы были распущены по жилым отсекам. В коридорах стало пустынно, только патрули проходили чёткими, быстрыми шагами. Гул нарастал.
Через сутки дрожь в полу стала постоянной. Время от времени с потолка сыпалась пыль. Датчики на верхних уровнях начали сходить с ума, фиксируя движение, давление, звуковые аномалии. Что-то большое и не одно ходило по нашему острову там, наверху. Иногда раздавались глухие удары — будто гигантские кулаки били в броню шлюзов.
На третий день Пробуждения я впервые увидел, что значит «поехать». Это случилось в столовой, во время краткой общей смены для приёма пищи. Один из мутантов, сидевший за соседним столом, внезапно замолчал и уставился в стену. Его глаза, обычно ясные, помутнели, затянулись молочной плёнкой. Он начал тихо бормотать, а потом резко вскочил, опрокинув скамейку, и с рычанием бросился к двери, ведущей в технические тоннели. Его скрутили за считанные секунды — патруль был начеку. Унесли в сторону медблока, в изоляторы. В столовой после этого несколько минут царила гробовая тишина, нарушаемая только нарастающим гулом извне.
После этого случая Бага собрал всех новичков, включая меня.
— Это — норма! — сказал он без