Тишина под сводами моста зазвенела натянутой струной. Мелюзга, перестав хрустеть сухарями, испуганно вжалась в камни, чувствуя грозу.
— Ах ты гнида… — просипел Кремень и, злобно ощерившись, вскочил. Лицо вожака перекосило. Его, короля Лиговки, развели как последнего пассажира, на тридцать пять копеек! Да еще и унизили перед собственной бандой…
— Розанистый⁈ Драконы⁈ Да я ему этого дракона…
Кремень заметался по пятачку, ища аргумент потяжелее. Пальцы сомкнулись на обломке кирпича.
— Идем! — ревел он, брызгая слюной. — Я ему витрину вынесу! Я ему банку эту в глотку забью поперек! Кровь пустим твари!
Штырь и Сивый тоже повскакивали, готовые к погрому. Горечь обиды жгла горло сильнее паленого чая.
— Стоять!
Мой голос под сводами моста, как окрик надзирателя, гулко ударил по нервам. Парни замерли.
Глава 18
Глава 18
— Куда собрался, герой? Стекла бить? — Прутик в моей руке лениво ворошил угли. — Ну, расколотишь витрину. Прибежит городовой. Свистнет. Тебя, дурака, с поличным возьмут. Или ты быстрее пули бегаешь? Из-за трех гривенников на каторгу пойдешь, лес валить?
— Так он же… — Кремень задохнулся от возмущения, грудь его ходила ходуном. — На арапа нас взял! Обул по полной!
Отрицать очевидное было глупо.
— Ну да, опрокинули нас. Потому что мы ушами хлопали и на картинки пялились. Но мстить, как баба базарная, визгом и битьем горшков — себя не уважать. Да еще и задарма…
— Что за шум, а драки нет? — произнес над нами веселый голос.
Из темноты нарисовались еще две юркие тени: Шмыга и с ним еще один босяк.
С глухим, влажным шлепком на песок у костра упал тяжелый холщовый мешок. Ткань шевелилась.
— Принимай, Пахан! — гордо сияя щербатой улыбкой, объявил Шмыга. — Снасти работают как часы! Там щука — во! И лещей пара жирных, еле в горловину пролезли!
Кот, шмыгая носом, уже развязывал бечевку, чтобы показать серебряное богатство, но, наткнувшись на мрачные, перекошенные злобой физиономии сидящих у огня, осекся. Руки его замерли.
— Э… Вы чего такие покойные? — настороженно спросил он, переводя взгляд с меня на Кремня. — Случилось чего? Али менты[1] хвост прижали?
— Случилось… — прорычал Кремень, с хрустом сжимая кулаки. — Обули нас, братцы. Как алешек.
Шмыга насупился, мгновенно подобравшись.
— Кто? Где?
— Да лавочник, гнида, на Лиговке! — Атаман ткнул пальцем в сторону города. — Мы сегодня, чтоб ты знал, свинца сдали — мое почтение! Семь с полтиной целковых подняли! Семь с половиной, понял⁈ Мы теперь при капитале, мы теперь люди! Решили чаю попить по-человечески, купили самого дорогого… А он нам — вот…
Он пнул носком сапога откатившуюся банку с драконом.
— Помои подсунул. Крашеные. В глаза улыбался, «господами» величал, а сам, небось, смеялся в кулак, как мы дерьмо это за чистую монету приняли.
Глаза Шмыги сузились, превратившись в две злые щелки. Кот сплюнул в костер, лицо его потемнело. Для уличной шпаны потерять деньги было обидно, но потерять лицо — нестерпимо.
— Ну, тварь… — процедил Шмыга. — За такое не стекла бьют. За такое «красного петуха» пускают. Семь рублей подняли, а он нас в грязь макнул?
Под мостом снова загудел ропот. Обида, помноженная на усталость и осознание собственного богатства, требовала немедленной крови.
Я поднял руку, обрывая базар.
— Вернем свое, еще и сверху возьмем. Шмыга, ты лучше о деле скажи.
Перевел взгляд на наших разведчиков-рыболовов.
— Район прочесали? Глуховских замков много нашли?
Шмыга тряхнул головой, сгоняя злость и переключаясь на деловой лад. Глаза его снова загорелись лихорадочным огнем, он задышал паровозом, сияя, как медный грош.
— Нашли! — выпалил он с порога, не замечая напряжения у костра. — Нашли, Пришлый, все по уму сделали! Глуховских замков — тьма-тьмущая!
Мальчишка присел к огню, протягивая озябшие ладони.
— У Лавры склад, там крупа и масло прованское, сторож храпит так, что вороны падают. Сарай с углем на Расстанной — замок вообще на честном слове держится. Пакгауз у канала — там сложнее, псина цепная брешет, но подойти можно.
— Добро, — кивнул я, поощряя старание. — А скажи-ка мне, Шмыга… Ты когда по Лиговке ходил, лавку колониальную видел? Ту, с витриной яркой, где драконы на банках нарисованы?
— Видел, — хлюпнул носом разведчик. — Мы мимо проходили, и не раз. Там дверь еще такая, дубовая, богатая.
— А замок? — Я подался вперед, ловя взгляд пацана. — Замок там какой?
— Да обычный, — пожал худыми плечами Шмыга. — Амбарный. Черный такой, пузатый. С ромбиком и буквой «Г» выбитой. Глуховский. На засове висит.
Кремень застыл. Он перевел ошалелый взгляд с меня на Шмыгу, потом попытался стереть синеву с губ рукавом.
Медленно поднявшись и отряхнув брюки, я улыбнулся той особенной улыбкой, что не предвещала ничего хорошего — кривой и острой, как осколок зеркала.
— Вот видишь, Кремень. Бог не слепой, он все видит. Этот упырь нам помои продал за наши кровные. Надул нас. Посмеялся. А мы ему, значит, вернем тару, — ухмыльнулся я. — Он нас кинул на тридцать копеек. А мы заберем у него кассу. И товар. Нормальный товар, а не этот мусор. Вернем должок.
Пальцы Кремня разжались. Кирпич глухо ухнул в песок. В глазах пахана слепая ярость уступила место холодному, расчетливому огоньку профессионального грабителя.
— Когда? — выдохнул он.
Я же задумался, придется возвращаться в приют за связкой ключей. По-хорошему бы перенести на завтра или послезавтра, чтобы о нас забыли. Но, глядя на лица парней, понял, что не стоит оттягивать.
— Сегодня. — Остатки пойла из кружки с шипением плеснул в костер, поднимая клуб пара. — Собирайтесь. Идем забирать свое.
Мы быстро снялись с места, на дело пошли в основном старшаки, оставив малышню под мостом.
У Обводного мы разделились.
— Кремень, бери пацанов, и дуйте к лавке. Сами в подворотне напротив засядьте, носа не высовывать. Пасите улицу, ждите меня. Мне нужно за инструментом.
Парни лишь переглянулись, и на их лицах промелькнуло сомнение, но спорить не стали. Даже Штырь предпочел промолчать.
Я же, прибавив шагу, рванул к приюту, к черному ходу — уже по отработанной схеме вскрыл запертую дверь и полез вверх по лестнице. На чердаке было тихо.
Скользнул