Тогда и было принято решение провести операцию, которая представляла собой катетеризацию мочевого пузыря. Провел ее 25 января другой медик – иностранец, проживавший в Петербурге, гоф-хирург У. Горн, трудившийся в Петербургском госпитале. Горн, по некоторым данным, не имел докторской степени, но, несмотря на это, видимо, был неплохим хирургом, в связи с чем в 1717 г. и был принят на российскую службу «для показания лекарям операций бандажей, а временем и в хирургии» с жалованием 250 рублей в год. В 1719 г. он числился уже «первым надворным лекарем» с жалованием 400 рублей в год [Чистович, с. XLVI]. Ж. Кампредон описал эту процедуру так:
…Задержание мочи возобновилось с страшными болями, и Царь был при смерти. Врачи, заметив, что урина издает очень сильный дурной запах, решили употребить щелочные соли и с помощью их извлечь урину, которая, как они предполагали, свернулась и испортилась в мочевом пузыре. Вчера они сделали Царю эту операцию и извлекли два фунта урины с страшным гнилостным запахом и смешанной с небольшими частицами какого-то сгнившего органического вещества, которое врачи признают кусочками оболочки мочевого пузыря. Однако после операции Царь немного заснул, и весь остаток дня надеялись на улучшение, но в ночь с ним делались несколько раз обмороки. Сегодня (25 января по старому стилю – А. М.) часов в 9 утра он попросил есть; ему подали овсянки, но едва он проглотил несколько глотков, как его схватил сильный параксизм лихорадки, сопровождавшийся судорогами, от которых он не мог говорить и оставался в безчувственном состоянии до полудня… [Дипломатическая переписка, с. 420–421].
Информацией о проведении Петру I операции обладал и саксонский дипломат И. Лефорт. 3 февраля 1725 г. он отметил: «Вчера прибегли к помощи инструмента, чтобы спустить мочу и гной». Через несколько дней, 10 февраля, он привел и новые подробности хирургического вмешательства:
Когда Горн, знаменитый хирург, 15 лет служивший в госпиталях Франции, был призван для операции зондом, все полагали, что причиною задержки мочи был камень, но он доказал, что это вовсе не камень, а большое количество материи, которую операция заставила вытечь, и что эта едкая материя, разъедаясь, образовала нарывы в мочевом пузыре, закрывавшие проход для мочи. И так как эти нарывы были очень воспалены, то это походило на антонов огонь, и было уже поздно делать надрезы, которые могли раньше спасти жизнь Царю [Дипломатические документы, с. 398–399].
Во время операции, проведенной Горном, «вышло урины с пивной стакан». Горну помогали Паульсон и аптекарь Дипгольд, которые держали царя за руки [Штелин, с. 75]. Примечательно, что в день операции, 25 января, Петр I еще смог подписать письмо к прусскому королю Фридриху Вильгельму I, в котором просил прислать в Россию придворного медика Сталя, «дабы он сам немедленно сюды ко мне приехал» [РГАДА Ф.142. Оп. 3. № 226. Л. 1]. Однако медики оказались бессильны, и в ночь с 28 на 29 января 1725 г. император скончался в страшных мучениях.
Уже после смерти Петра I Ж. Кампредон в одной из своих депеш возложил вину за его смерть на лейб-медиков И. Л. и Л. Л. Блюментростов, заново описав весь ход событий во второй половине января 1725 г.:
Так как Монарх был столь же нетерпелив, сколько и деятелен, то врачи его, господа Блюментросты, при первых припадках прописывали ему лишь слабые, временно облегчающие средства. Очень возможно, что невежество, в котором нельзя не заподозрить этих врачей, было главной причиной той легкости, с какой Царь сам относился к своей болезни, воображая, будто всегда несколько облегчавшие его минеральные воды могут вполне уничтожить внутренний яд. Между тем опыт доказал, что они, напротив, приносили вред, особенно потому, что Царь последовательно принимал олонецкие и пирмонтские воды зимою, в самые сильные морозы. Вследствие всего этого Монарх все прихварывал с самого возвращения своего из Ладоги… В ночь с 20 на 21 января с ним сделался жестокий припадок задержания мочи. Ему дали обычные употребляемые в таких случаях лекарства и через несколько дней объявили, что всякая опасность прошла. Однако ж призвали на совет нескольких врачей и, между прочим, некоего весьма сведующего итальянца по имени Азарити. Когда ему объяснили причину болезни Царя, он признал ее излечимой, если последуют предлагаемому им способу лечения. А именно: извлекут из мочевого пузыря застоявшуюся и гниющую в нем урину, чем предупредится воспаление, а затем посредством лекарства, пользу которого врач этот многократно изведал на опыте, примутся з излечение язвочек, покрывающих, по общему мнению врачей, шейку мочевого пузыря. Блюментросты отвергли сначала совет, поданный не ими, и продолжали свое пальятивное лечение, так что до утра субботы 3 числа того месяца положение Царя нисколько не улучшилось. К вечеру этого дня ему стало хуже, а ночью с ним сделались такие судороги, что все думали, что он не перенесет их. За судорогами последовал сильный понос, а в воскресенье утром заметили, что урина издает сильный гнилостный запах. Итальянский врач обратил на это внимание прочих врачей и снова стал настаивать на необходимости извлечь урину из мочевого пузыря.
Тем не менее, это отложили до следующего дня; и только в десять часов утра хирург, англичанин по имени Горн, удачно сделал эту операцию. Извлечено было до четырех фунтов урины, но уже страшно вонючей и с примесью частиц сгнившего мяса и оболочки пузыря. Однако Царь все же почувствовал облегчение. Он проспал несколько часов, и по городу разнесся слух, что всякая опасность миновала. Ночь с понедельника на вторник прошла довольно спокойно, но часов в десять утра, когда Царь попросил поесть и проглотил несколько ложечек поданной ему овсянки, с ним тут же сделался сильный параксизм лихорадки. Тогда-то все поняли, что у него начался антонов огонь и что, следовательно, нет более никакой надежды. Ни один из врачей не осмеливался сообщить это известие Царице. Но когда Толстой спросил Азарити, тот сказал ему, что если для блага государства нужно принять какие-нибудь меры, то пора приступить к ним, ибо Царю недолго уж остается жить [Дипломатическая переписка, с. 435–436].
Известный голландский врач Г. Бургаве впоследствии косвенно признал неправоту И. Л. Блюментроста, когда, прочитав описание болезни и смерти царя, воскликнул, что «правильное лечение обошлось бы в копейки, а жизнь больного была бы спасена». Под правильным лечением медик подразумевал использование такого лекарства, как колхицин [Возгрин, с. 63; Штелин, с. 82].
Таким образом, способы лечения Петра I в 1724 – начале 1725 г., практиковавшиеся придворными медиками Блюментростами, не разделялись не только рядом известных российских врачей, но и крупными специалистами Европы. В итоге в общественном сознании правящей элиты стала укрепляться мысль о профнепригодности Блюментростов, которая во многом способствовала опале лейб-медиков в начале 1730-х гг.