– Любые вопросы по «Аомацу суси» – ко мне, – деловито подытоживал он, пряча визитницу обратно во внутренний карман.
Это выглядело настолько забавно, что бармены и повара порой не могли удержаться от смеха, украдкой наблюдая за шоу, которое неизменно устраивал знаменитый метрдотель Тоши-сан.
– Ты меня разоришь, старый черт, если вдруг уволишься, – смеясь, признавался Асахи.
– У меня тут, к сожалению, пожизненный контракт, – театрально вздыхал Хиротоши, и уже в следующий миг с улыбкой принимал у кого-то пальто или кланялся на выходе довольным гостям.
Но вовсе не третья звезда французского рейтинга стала тем, что повлияло на судьбу «Аомацу суси» и его хозяина. Она лишь сдвинула лавину, а настоящий переломный момент уже приближался – тот, что навсегда изменил жизнь Асахи.
Незадолго до получения высшей гастрономической награды Асахи работал за барной стойкой. Лезвие скользило по плотной холодной рыбе, отделяя прозрачные ломтики для суши, но тут взгляд зацепился за странную деталь. На дальнем краю барной стойки стояла толстая деревянная доска, та самая, на которой в «Аомацу суси» подавали лишь самые дорогие и изысканные наборы. Гость, сидевший здесь всего несколько минут назад, исчез, а на доске лежали нетронутые нигири.
Асахи подошел ближе и замер: перед ним были суши из голубого марлина, королевского блюда меню бара. Его заказывали, как правило, для особого случая и люди, знавшие толк в морской рыбе. Мясо выглядело безупречно, свежесть не вызывала сомнений – он сам принимал его утром, всё еще пахнущее морем и ветром.
Легкое замешательство сменилось непонятным беспокойством. Да, бывало, что гости не доедали: кто-то переоценивал свои силы, кто-то просто не привык к чистому вкусу свежей рыбы. Но заказать самое дорогое блюдо и не прикоснуться ни к одному кусочку… Такого он не припомнил за всё время работы бара.
Гость, оставивший заказ, так и не вернулся. Асахи снова взглянул на доску и только сейчас заметил белый конверт, прижатый к стойке ее тяжелым деревянным краем. Посетитель не просто оставил еду, а положил под нее что-то намеренно, почти спрятав из виду.
Асахи аккуратно высвободил конверт и повертел в руках. Бумага плотная, дорогая, но без надписей, штампов или адреса, ни одной зацепки. Пахло… чем-то официальным, но не канцелярским. Письмо будто пролежало не один день в дорогом портфеле.
Асахи развернул клапан, заглянул внутрь. В конверте оказался всего один лист, сложенный вдвое. Он замер. Стоило его развернуть, как в свете ламп проявился тонкий, как дыхание, узор – огромная хризантема, будто вдавленная в бумагу. Ее лепестки заполняли весь лист, а в центре цветка, в круге, виднелись дата и время – следующая пятница. На одном из лепестков краснели следы личной печати, а в противоположном от него ровным каллиграфическим почерком прописаны фамилия, имя и должность какого-то высокопоставленного чиновника.
Асахи не мог поверить своим глазам. Лист с хризантемой лежал перед ним, словно вынырнул из старой легенды дневника Токиари. Но никто не знал про эту легенду, он никому не рассказывал ни о содержании текстов, ни даже о самом их существовании. Никто не мог подстроить такую шутку.
Он зажмурился, попытался стереть это видение. «Хризантема, печать… это просто усталость», – цеплялся он за первые мысли, что пришли в голову. В последние годы он выжимал себя досуха: просыпался ночью, принимал и разделывал рыбу, целый день стоял за стойкой, а потом почти до утра разбирался с делами ресторана. Нервы, бессонница, перегруз – да, именно так! Он успокоился.
Глубоко выдохнув, Асахи открыл глаза. Сердце вновь кольнуло холодом: хризантема по-прежнему цвела на бумаге – строгая, идеальная, с красной печатью на одном из лепестков, с выведенным от руки именем и должностью на противоположном. Еще и дата! Выглядело всё так, как описывала старая легенда. Только сейчас она лежала у него в руках…
Следующие несколько дней пролетели в тягучем ритме. Асахи делал всё, лишь бы не думать о конверте. Но тот лежал где-то на заднем плане сознания, как маяк, чей свет пробивается даже сквозь плотный туман. Он с головой ушел в дела ресторана, работал за троих, словно пытался задавить внутреннее беспокойство трудовой рутиной.
Во вторник, когда до обозначенной в письме даты оставалось всего два дня, мысль ударила внезапно, как щелчок ножа по разделочной доске. Он понял, что делать. Переложив лист с хризантемой в фирменный конверт «Аомацу», Асахи отправился в указанное в письме министерство.
Секретариат встретил телефонными звонками и шелестом бумаг. Он передал секретарю конверт и остался ждать. Прошло полчаса, прежде чем дверь кабинета приоткрылась, и помощница, держа в руках толстую папку с подписанными документами, вышла в приемную. Среди бумаг оказался и конверт «Аомацу».
– Для вас, – сказала она, протягивая его «курьеру», всё время молча ожидавшему у стены.
В коридоре Асахи тут же разорвал клапан и развернул лист. Сердце стукнуло сильнее: в лепестке хризантемы, напротив первой печати, теперь стояла вторая – свежая, темно-алая, только что поставленная.
Ноги сами несли через Синдзюку в Кабуки-тё кратчайшим путем.
– Хиротоши-сан! Тоши! – возбужденно закричал он с порога ресторана. – Что у нас с пятничной бронью?!
– А что у нас с пятничной бронью? – испуганно переспросил администратор.
– Она полная? – запыхавшись от бега, уточнил вопрос Асахи.
– А! Конечно, полная, – спокойно выдохнул Хиротоши, прикрывая глаза. – У нас в ближайшие два месяца каждый день забит под завязку с раннего утра…
– Надо отменить брони в эту пятницу, – перебил Асахи. – На пять вечера освободить два, нет – четыре места за главной стойкой.
Хиротоши смотрел на шефа как на одного из своих «пациентов» – коллег, которым требовалась психологическая поддержка.
– Люди записывались за несколько месяцев…
– Неважно! – грубо прервал Асахи. – Отменяй, как я сказал! – На этом он развернулся и ушел на кухню.
Позже вечером, когда в зале оставались только свои, Асахи все-таки рассказал Хиротоши и заодно посвятил Рэна в то, что произошло, и в какую, по его мнению, щепетильную ситуацию они угодили.
– Самурайский сход? – почесывая затылок, задумчиво произнес Хиротоши.
– Ну, не думаю, что в ресторан заявятся воины в доспехах с мечами, – усмехнулся Асахи, но улыбка вышла натянутой. – Хотя эти двое явно в курсе древней легенды…
– Ну если они из рода знатных самураев – могли и знать придание, – предположил Рэн.
Все напряженно молчали. Рэн был озадачен, но не выглядел подавленно, скорее, эта история веселила его. А вот Хиротоши, казалось, услышал весть об объявлении войны. Словно угроза черной тучей нависла над островком благополучия столь дорого ему «Аомацу».
– А что, мы должны кормить их бесплатно теперь? – недовольно фыркнул он наконец.
– Нет,