— Разумеется, — ответил Торн, мысленно обозвав Бонэма самыми грязными словами.
Мать отреагировала на этот диалог ироничным смешком, и Торн поспешил удалиться молча. Он понимал, что ведет себя как грубиян и невежда, но ничего не мог с собой поделать. Встреча с мисс Норли сильно испортила ему настроение, а предстоящий разговор с Джанкером едва ли исправит ситуацию. Оливия, возможно, и выспится этой ночью, а вот ему, Торну, предстоит трудиться не смыкая глаз.
К счастью, Торн застал Джанкера в его апартаментах и тем самым был избавлен от необходимости полночи рыскать по тавернам. Джанкер занимал несколько весьма приличных комнат в пансионе в престижной части столицы — что мог позволить себе далеко не каждый холостяк, и все благодаря тем деньгам, что давал ему Торн.
Торн не удивился, когда Джанкер открыл ему дверь при полном параде.
— Торн! — радостно воскликнул приятель. — Составь мне компанию! Я как раз собираюсь в тот трактир на Пикадилли, где прислужницы все как на подбор попастые и гру…
— Не могу, — бросил Торн и, протиснувшись мимо Джанкера, плюхнулся на диван. — Я завтра утром еду в Саффолк.
Джанкер сразу как-то сник и помрачнел.
— А как же пьеса? Ты говорил, что закончишь ее на этой неделе.
— Да, но обстоятельства изменились. Я допишу концовку в поездке.
— Ты всегда так говоришь, — проворчал Джанкер, — и никогда не держишь слова. Стоит тебе уехать из Лондона, и никаких пьес от тебя не дождешься.
Джанкер принялся взволнованно расхаживать по комнате. Его насупленные брови и богатырский рост могли бы произвести устрашающее впечатление, но васильковые глаза и вечно встрепанные — в поэтическом беспорядке — соломенного цвета волосы словно принадлежали человеку не от мира сего. Одним словом, он напоминал городского сумасшедшего, и обыватели предпочитали обходить его стороной.
Обыватели, но не обывательницы. У женщин Джанкер пользовался неизменным успехом.
— Не понимаю, почему ты не скажешь Викерману, что сам пишешь эти пьесы, — недовольно заявил Джанкер. — Тогда всякий раз, когда ты уезжаешь из города, он без лишних слов будет давать тебе отсрочку. Какой работодатель решился бы грозить неустойкой герцогу?!
— В этом и состоит проблема. Я не хочу, чтобы народ знал, что эти пьесы пишу я, а рассчитывать на то, что Викерман будет держать этот факт в секрете, разумеется, не приходится.
— Да, Викерман язык за зубами держать не будет, — согласился Джанкер.
— К тому же если ты не будешь работать на меня, то не сможешь поддерживать столь же сытный образ жизни.
Джанкер сразу сник.
— Верно, — со вздохом признал он.
— Скажи Викерману, что муза на время тебя покинула, — раздраженно предложил Торн. — Но обещала вернуться.
— Викерман в муз не верит, он, как тебе хорошо известно, верит в одно — в деньги. И он страшно выходит из себя, если я не сдаю пьесу вовремя, потому что тебе, видите ли, недосуг ее дописать, — с обидой закончил Джанкер. — В конце концов мне это надоест, и я начну писать их сам, а тебя пошлю ко всем чертям.
— И все персонажи начнут говорить пятистопным ямбом, полагаю? — со смехом сказал Торн.
Джанкер упрямо молчал, и Торн, вздохнув, сказал:
— Если дело в деньгах, я могу ссудить тебе нужную сумму до тех пор, пока Викерман не заплатит.
— Дело не в деньгах, — презрительно бросил ему в ответ поэт Джанкер. — Поскольку ничего новенького давно не появлялось, публика начинает терять интерес к театру.
— Такова жизнь, — философски заметил Торн. — Все хорошее рано или поздно заканчивается.
— Тебе легко говорить. Тебе не приходится думать о завтрашнем дне и хлебе насущном. А я рискую лишиться заработка.
— Ты же знаешь, что я шутил насчет пятистопного ямба? — сказал, ласково положив руку на плечо друга, Торн.
Джанкер молча усмехнулся.
— Ты отличный поэт и неплохой писатель, — принялся утешать приятеля Торн. — Как поживает твой роман? Те отрывки, что я читал, добротно написаны, и теперь, когда ты стал знаменит, опубликовать его не составит труда.
— Если я его закончу, — отстранившись, сказал Джанкер. — В отличие от твоей музы, моя, решив на время меня покинуть, села на корабль и потонула вместе с кораблем. Дальше пятой главы я не продвинулся. — Джанкер постучал себя по голове: — Там не осталось ничего, кроме пыли, пауков и паутины.
— Мне это чувство известно, — сказал Джанкер. — Нельзя сдаваться. Продолжай писать, и вдохновение вернется.
— Похоже, тебе пора самому воспользоваться собственным советом. Ты уже три месяца эту пьесу закончить не можешь, — пробурчал Джанкер.
— Верно, — со вздохом согласился Торн.
Впрочем, сегодня ситуация волшебным образом стала меняться. Встреча с мисс Норли пробудила в нем не одно лишь желание ею овладеть, но и желание взять в руки перо.
— Знаешь что, — вдруг предложил Торн, — давай я провожу тебя до Пикадилли. Посидишь там, развеешься. Глядишь, и в голове появится что-то, кроме пыли с пауками.
— Может, и появится, — без особой надежды в голосе сказал Джанкер. — Ты, надо полагать, мне компанию не составишь?
— Сегодня — нет.
У Торна осталось несколько часов до отъезда, и он собирался потратить их с пользой. Пожалуй, можно было бы даже закончить к утру пьесу, к вящей радости Джанкера, Викермана и театральной публики.
Глава 4
Оливия полночи боролась со страхами, но к утру ей удалось справиться со своим состоянием, и теперь она смело смотрела в будущее. Что с того, что герцог Торнсток едет с ними? Терпеть придется недолго. Как только они доберутся до места, он перестанет докучать ей своими самодовольными насмешками и беспочвенными обвинениями.
И заигрыванием заодно. Надо признать, флиртовать он умел мастерски. Природа с лихвой одарила его обаянием. Он мог бы без ущерба для себя делиться им с окружающими. Или даже продавать за деньги. По правде говоря, она и мама не прочь приобрести у него баночку. Чтобы потом с помощью химических методик тщательно исследовать ее, этой баночки, содержимое. Может, тогда Оливии удастся раскрыть его секрет?
Как бы там ни было, Оливия зря волновалась. Едва Торнсток уселся в карету, как, откинув голову на подбитое ватой сиденье, уснул.
Оливия старалась не разглядывать его слишком демонстративно, но стоило ей забыться, как она уже ловила себя на том, что рассматривает своего несостоявшегося жениха. И ее можно понять — не каждый день выпадает случай беспрепятственно любоваться красавцем-мужчиной, когда тот спит.
Сравнивая растительность на лице Торнстока с растительностью на лице своего отца, которого она всегда видела исключительно чисто выбритым, и