И не нужно быть треклятым Исааком Ньютоном, чтобы смекнуть: узнай ямайские власти, что тут происходит, — всех причастных ждет виселица. С другой стороны, Африканское общество предлагало за ружья, порох и дробь в двадцать раз больше законной цены. Так что я выкупил долю в арсенале мистера Клауда (поскольку покинул Англию со значительной суммой) и убедил его позволить мне вести все переговоры о цене — умение, которым я горжусь, которое лелею и ценю превыше всего. Уж точно выше, чем грубую силу или топорное морское ремесло. Пропитанные ромом пузатые кретины могут вывести корабль в море, я сам такое видел, — так скажите на милость, что в этом хитрого? [2]
— Лоцманский бот, — сказал Клауд, констатируя очевидное.
Рулевой стоял и, весело улыбаясь, махал шляпой, пока бот подходил к борту и крепился к концу, брошенному одним из людей Клауда.
— Пора вниз, — сказал Клауд и стал спускаться по вантам на палубу.
Пока мы были наверху, его люди успели выкатить орудия и натянуть абордажные сети — мудрая предосторожность в нашем деле. Среди них был и Сэмми Боун. Он, как и я с Кейт, был платным пассажиром, но по натуре своей не мог сидеть без дела. Он провел в море сорок лет и с большими пушками творил чудеса. По обоюдному согласию Клауд назначил его канониром и был рад такому приобретению.
— Все чисто, к бою готовы, кэп! — доложил Сэмми, когда мы спустились на палубу.
Сэмми подмигнул мне: он знал, что к чему, и был всем доволен. Он доверял мне вести наши дела так же, как я доверял ему защиту корабля. Мисс Бут, напротив, скисла, едва пронюхала о моем предприятии. Она хмуро посмотрела на меня с перил шканцев, а когда я попытался ей улыбнуться, отвернулась. Женщины! Что с них взять? Я спас ей жизнь в Англии, вырвал ее из объятий блудного ремесла. А теперь она смотрит на меня свысока лишь потому, что я втихую приторговываю ружьями. А ведь прелестная вещица, в большой шляпе с лентой и в платье, которое отменно подчеркивало ее фигуру.
Но думать о ее настроениях было некогда. То, что мы собирались провернуть в этой тихой, уединенной бухте, могло быть опасно. В конце концов, на защиту закона нам рассчитывать не приходилось. К счастью, для торгового судна «Леди Джейн» имела тяжелый бортовой залп: восемь шестифунтовых орудий, а также полдюжины однофунтовых вертлюжных пушек.
Орудия были заряжены картечью в контейнерах, а вертлюжные пушки — двумя десятками мушкетных пуль каждая. У нас было тридцать человек для обслуживания, и, пока мы оставались на корабле, беспокойство нам мог доставить разве что военный корабль или массированная атака тысяч нападающих.
Клауд прошел на шканцы и одобрительно кивнул своему второму помощнику, мистеру Харви, который, вооруженный абордажной саблей и пистолетами, протягивал ему такую же охапку оружия.
— Можете выдать часть этого снаряжения мистеру Флетчеру, — сказал он, — а я спущусь и приведу себя в порядок. Свою долю возьму позже. — Он ткнул большим пальцем в сторону лоцманского бота. — Примите его на борт, мистер Харви. Только одного, заметьте! И смотрите, чтобы у них под банками не пряталась еще полсотня.
Харви улыбнулся, но тем не менее внимательно осмотрел бот за бортом, а у Сэмми уже стояли люди у вертлюжных пушек, готовые в случае чего разнести команду бота в кровавый фарш. Все было очень серьезно, и подобное я уже видел на невольничьем берегу в западной Африке. Цель была в том, чтобы изгнать греховные искушения из умов невинных туземцев, которые значительно превосходят числом команду корабля и иначе могли бы позволить себе лишнее.
Веселый, смеющийся лоцман с золотыми серьгами и красным шелковым платком, повязанным под шляпой, отметил все это, когда мы поднимали его на борт, отвязав часть сетей, чтобы пропустить его. Я видел, как он внимательно все осмотрел еще до того, как осушил кружку рома, которую Харви предложил ему в знак доброй воли. Затем он затараторил на певучем ямайском наречии (я впервые его слышал), указывая безопасный проход в бухту и предупреждая об опасностях.
— Вон тама, сэр, большущий камень, сэр! И тама, сэр! А тама, сэр, большущая песчаная отмель! А вот тута, сэр, все ладненько! Все ладненько!
Харви велел зарифить марсели и аккуратно завел ее в бухту; лоцман стоял рядом с рулевым, беспрестанно что-то лопоча и указывая пальцем, а его бот уже мчался впереди нас обратно к берегу. Тем временем я прицепил абордажную саблю, засунул за пояс пару пистолетов и еще раз попытался задобрить Кейт. Но она и слушать не хотела. Мои дружелюбные слова она пропустила мимо ушей и лишь упрямо смотрела вперед. Наконец она соизволила взглянуть на меня и указала на пляж.
— Надо же, — произнесла она с едкой усмешкой, — должно быть, сегодня базарный день. Поглядите, как сходится добрый народ за покупками!
Я прикусил губу. «Добрый народ» состоял в основном из мужчин: сотни, и все вооружены. У каждого за плечом висело какое-то длинноствольное ружье, а на боку — длинный тесак с широким лезвием.
— Мушкет и абордажная сабля! — сказал Сэмми, поднявшийся со шкафута от своих орудий. — Они дают залп, а потом бросаются в рубку. Сабля у них не как наша флотская: короче и шире, но рубятся они ею — чертям тошно!
За свою долгую морскую жизнь он побывал везде, в том числе и на Ямайке. Он вгляделся в собиравшихся на пляже мужчин. Мы были всего в нескольких сотнях ярдов от берега, и их было прекрасно видно. Он указал на высокие, прямые фигуры.
— Это, парень, не простые туземцы, — сказал он. — Это мароны! — Он решительно покачал головой. — Таких ладных молодцов вовек не сыщешь.
И, ей-богу, он был прав. Большинство из них были наги по пояс — они презирали шляпы даже в такой испепеляющий зной. Их наряд состоял из пары свободных штанов, пояса с абордажной саблей в ножнах и перекинутой через плечо сумы для пороха и пуль. Цветом кожи они были скорее медно-коричневые, чем черные, а их гладкие мышцы бугрились, как у атлетов. В них чувствовалась та самая идеальная готовность, с какой выходит на ринг призовой боец после месяцев тренировок.
В этот миг с носа донесся грохот и рокот: отдали якорь, и якорный канат вытравил дюжину морских саженей до дна. Едва он закрепился, люди