Он стоял перед ней, всё ещё полностью закованный в броню. Неприкосновенный. Скрытый. Она была единственной обнажённой. Единственной уязвимой. И он даже не моргнул.
Ни намёка на кожу.
Ни тени лица. Только чёрный металл. Высокий. Безликий. Давящий.
Её голос сорвался, когда вырвался наружу:
— Ублюдок.
Он не отреагировал.
Не ответил.
Не дал ни малейшего знака, что её нагота хоть что-то для него значит.
Он просто смотрел.
И это — каким-то образом — было хуже всего.
Глава 17
Впервые он увидел её.
По-настоящему.
Не одетую. Не наполовину скрытую грязью торговой станции. Не размахивающую яростью и не укутанную в гордость.
Просто её.
Человека.
Обнажённую.
Он, разумеется, видел этот вид прежде. В досье. В контейнерах. На аукционах. Он изучал их скелеты, физиологию, пределы выносливости. Но ни один документ, ни одно сканирование, ни один поток данных не мог подготовить его к реальности той человеческой самки, что стояла сейчас перед ним.
Она была маленькой. Мягкой. Округлой там, где хвороки были угловаты. Уязвимой до почти немыслимой степени.
Никакой брони. Никакого панциря. Ни защитных гребней, ни чешуи. Ни когтей. Ни клыков. И никаких крыльев.
Она была абсолютно беззащитна.
И всё же — она стояла прямо.
С вызовом.
Самое открытое, самое незащищённое существо в галактике — и она смотрела на него, не отводя глаз. Будто здесь у неё была сила.
Мужество без брони.
Это противоречило логике.
Он сканировал её, не двигаясь, отмечая каждый изгиб, каждую деталь. Её кожа была тёплого, мягкого оттенка — гладкая, податливая, без изъянов, если не считать бледных следов от ошейника и пут. Грудь — полная и высокая, округлая, упругая, совсем не такой, какой он ожидал. Между бёдер — тонкая полоска светлых волос. Ноги, живот, бёдра — формы, которых у его вида не существовало. Не так.
Самки хвороков создавались для боя. Жёсткие мышцы. Плотные кости. Функция важнее формы.
А эта человеческая самка?
Она была создана для мягкости.
Для прикосновений.
Золотые волосы липли к плечам и шее, растрёпанные, влажные от пота и слёз. Цвет поразил его снова — золото. Не бледное, не выцветшее, а насыщенное, тёплое. Как звёздный свет.
Он никогда не видел такого оттенка в племенных клетках.
Редкость.
Ценность.
Красота.
Мысль возникла неожиданно.
Красивая.
Он захотел прикоснуться к ней.
Не только из любопытства.
И даже не только из доминирования.
Ему хотелось провести руками по её мягкой, странной коже. Обвести изгибы бёдер. Почувствовать форму её груди под ладонями. Узнать, как она реагирует.
А потом пришла ещё одна мысль — непрошеная.
Испытает ли она удовольствие, если я прикоснусь к ней?
Вопрос ошеломил его.
Он, конечно, рассматривал её как источник собственного удовольствия. Это было естественно. Он — доминирующий. Она — его. Её тело существовало, чтобы служить ему, а сопротивление было лишь фазой.
Но её удовольствие?
Почему это должно иметь значение?
Почему сама мысль об этом задела его?
Её запах снова отвлёк его — напоминание о станции, о дуккарской грязи, о плене и страхе. Он облеплял её, как масло. Оскорблял. Она пахла неправильно. Её тело, её кожа — его собственность — всё ещё несли следы других.
Так быть не должно.
И всё же… она продолжала смотреть на него с вызовом.
Кулаки сжаты по бокам. Подбородок приподнят. Глаза пылают.
Будто она не была обнажена.
Будто она не принадлежала ему.
Какие же странные эти люди.
Какие невозможные.
И внезапно — пугающе — он почувствовал это: первый, крошечный сдвиг в собственной собранности.
Интерес стал чем-то более острым. Он терял ту холодную дистанцию, которой всегда гордился, ту отстранённость, что делала его непоколебимым.
Он сделал шаг назад.
Вне досягаемости.
Вне зоны брызг.
Контроль. Вернуть контроль.
Он поднял руку и негромко отдал команду на родном языке.
Душ зашипел, оживая.
Из стен вырвались потоки откалиброванного тумана, автоматически подстроенные под её физиологию — прохладнее, чем требовалось бы хвороку, рассчитанные на температуру её тела. Чистые. Стерильные. Мягкого давления.
Вода обрушилась на её тело сплошными потоками.
Она вздрогнула — а потом медленно её плечи опустились. Глаза закрылись. Она подставила лицо струям и глубоко вдохнула, и вода скользила по её щекам, по шее, по ключицам и груди.
Он смотрел, как она стекает по изгибу живота, по внутренней стороне бёдер.
На одно мгновение — всего одно — она забыла о нём.
Гнев отступил.
Вызов остановился.
И на его месте возникло нечто более простое.
Покой.
Наслаждение.
Всего вдох. Миг. Но он увидел это.
И почувствовал — глубоко, в самой сердцевине чего-то безымянного внутри себя.
Это завораживало.
Она всё ещё могла испытывать удовольствие. Даже здесь. Даже под его взглядом. Даже после всего.
Возможно… в этом и был ключ.
Возможно, удовольствие приведёт её к покорности быстрее, чем страх.
Возможно, если он узнает, что доставляет ей наслаждение, она сломается красивее.
Но пока он просто смотрел.
Маленькая.
Мягкая.
Скользкая от воды и упрямства.
И к собственному удивлению, он подумал:
Великолепная.
Глава 18
Вода была тёплой.
Это стало первым сюрпризом.
Не обжигающей. Не ледяной. Просто… приятной. Такой, что проникала в кожу, на мгновение растворяла напряжение и заставляла забыть, где она находится. Почти позволяла снова почувствовать себя человеком.
И были запахи.
Не резкие химические испарения и не жгучий антисептик, а мягкие, сладкие, странно знакомые ноты — что-то вроде ванили и цитрусов. Почти как тот дорогой шампунь, на который она однажды потратилась в особенно тяжёлую неделю. Жидкости сами собой появлялись у неё в ладонях — какое-то мыло, густое, щедро пенящееся, — а затем смывались очередным потоком тепла.
Она мылась.
Под его взглядом.
Она старалась делать вид, что его нет. Закрыла глаза. Сосредоточилась на ощущении воды, на запахе, на скользком, чистом прикосновении к коже. Представляла свою квартиру в Кронулле. Маленькую ванную с голубой плиткой. Подставку для шампуней, ржавеющую в углу. Окно, приоткрытое, чтобы впустить солёный морской воздух.
На один удар сердца — на один вдох — это сработало.
Она была не здесь.
Она не была обнажённой и закольцованной ошейником на космическом корабле в какой-то невозможной части галактики.
Она была дома.
А потом вода выключилась.
И момент рассыпался.
Со всех сторон на неё хлынул поток тёплого воздуха — какая-то система сушки. Эффективная. Безупречная. Кожа покалывала, волосы уже были сухими и едва уловимо пахли теплом и пряностями. Тело ощущалось чистым, лёгким… слишком лёгким.
Она открыла