Ему хотелось вернуться.
Не к кораблю.
К ней.
И он вернётся.
Он сложил крылья и резко пошёл вниз, исчезая в тумане.
Глава 29
Тишина была громче любого крика.
Она сидела, сжавшись на странной инопланетной кровати, обхватив колени руками, стараясь не думать о худшем. Стены вокруг были слишком гладкими, слишком цельными — будто её проглотила машина. Ни звука. Ни тиканья часов. Ни привычного гула энергии.
Только неподвижность.
И холод.
Сначала он подкрался незаметно, словно между делом. Та мягкая, почти незаметная теплота, что раньше наполняла помещение, исчезла. Технология, поддерживавшая здесь условия для жизни, дала сбой, и температура начала падать — сначала едва ощутимо, затем всё быстрее.
Она потёрла руки.
Платье — если это вообще можно было назвать платьем — было тонким, созданным для красоты, а не для защиты. Для демонстрации, а не для тепла. Оно липло к коже, не задерживая воздух, который с каждым её выдохом становился всё холоднее.
Мысли закручивались вместе с этим холодом.
А если он не вернётся?
Она говорила себе, что ей всё равно.
Говорила себе, что ненавидит его.
И всё же…
Её память снова — против воли — возвращалась к ощущению его рук. Голых. Сильных. Тёплых. К тому, как они скользили по её плечам, словно она была чем-то ценным. Тем, что имеет значение. Не вещью. Не собственностью.
Она помнила это слишком отчётливо — сильнее, чем хотела бы признать.
Эту мягкость.
Этот странный всполох спокойствия, который он вызвал в ней — пусть всего на мгновение.
Нет. Нет.
Она не могла позволить себе думать так. Не могла романтизировать прикосновение существа, которое купило её. Которое смотрело на неё на аукционе. Которое надело на неё ошейник. Которое вырвало её с родной планеты и так и не сказало ни слова.
Она должна была злиться. И она злилась.
Она сжала кулаки.
— Я ненавижу его, — прошептала она стенам.
Но стенам было всё равно.
А холод становился сильнее.
На выдохе дыхание превращалось в пар. Руки дрожали. Пальцы на ногах сначала жгло, потом они начали неметь. Челюсть болела от бесконечной дрожи зубов. Она свернулась плотнее, пытаясь удержать тепло, но это не помогало.
— Чёрт бы тебя побрал, — прошипела она. — Ты, неуязвимый, жуткий ублюдок. Ты даже не знаешь, каково это, да? Ты ведь даже не мёрзнешь…
Чувствительность в пальцах начала пропадать.
Зрение слегка плыло.
Это и есть переохлаждение?
Комната закружилась, когда она попыталась выпрямиться, быстро заморгав, заставляя себя не терять сознание. Если он не вернётся… если он не знает… если ему просто не пришло в голову...
Стена замерцала.
Она вздрогнула.
Он был там.
Высокий. В броне. И что-то держал в руках.
Плащ.
Но не просто плащ.
Он выглядел невероятно мягким — светлый, золотистый, густой, роскошный. Тёплый. Боги, какой же он выглядел тёплым.
Она не знала, какое существо отдало жизнь за такой мех. И не хотела знать.
Потому что он протянул его ей — без слов, приглашая.
И она, дрожащая и наполовину онемевшая, поднялась на неустойчивых ногах и подошла к нему.
Он накинул плащ ей на плечи молча — осторожно, бережно, почти почтительно. Закрепил его у груди и пригладил мех вдоль её рук.
На мгновение — в том, как он двигался, в том, как касался — ей почудилось…
Нет. Не думай.
Она не королева. Она ничто. Всего лишь пленница.
Дрожащая. Беспомощная. Благодарная пленница.
И это было хуже всего.
Даже укутанная в мех, она продолжала трястись. Кожа горела ледяным огнём возвращающейся чувствительности, и дрожь никак не проходила.
Она подняла на него взгляд, желая снова обругать его, закричать.
Но не смогла выдавить ни слова.
И тут — без всякого предупреждения — он наклонился и подхватил её на руки.
Она охнула, вздрогнув от неожиданности.
Его хватка была надёжной. Огромной. Лёгкой. Её вес не значил для него ничего.
Он нёс её без усилий — одна рука под коленями, другая поддерживала спину.
Она моргнула, оглушённая. Что… что он делает теперь?
И тут его броня начала убираться.
С шипением и тихими щелчками она складывалась, исчезая в скрытых панелях, сжимаясь внутрь, словно живая. Гладкая чёрная жёсткость уходила с груди, рук, ног.
Оставляя тёмно-синюю кожу. Открытую. Мускулистую. Излучающую тепло.
Шлем, однако, остался.
По-прежнему без лица.
По-прежнему нечитаемый.
Она не знала, что ей делать — плакать, кричать или раствориться в его тепле.
Пока что она не могла сделать ничего из этого.
Потому что он держал её.
И вопреки всему — вопреки всем причинам, по которым она должна была его ненавидеть....
Она позволила ему это.
Глава 30
Он не мог поверить в то, что только что сделал.
Стоило ему прошептать древнюю команду — короткую, почти инстинктивную — и его броня начала втягиваться пласт за пластом, складываясь сама в себя, словно жидкая сталь. Система тихо загудела, питаясь накопленной кинетической энергией полётов и боёв, а металлические сегменты аккуратно сместились в компактный узел у основания позвоночника, прямо там, где крепились крылья.
Это был инстинкт.
Глупый. Безрассудный инстинкт.
И теперь…
Его обнажённая кожа прижималась к её.
Он чувствовал её.
По-настоящему.
Мягкую. Тёплую. Хрупкую.
До невозможности хрупкую.
Накидка из золотистого меха лежало на её плечах, но перед — тело под тонким, почти невесомым платьем — оставался открытым. И эта маленькая преграда значила для него ничтожно мало. Её тепло, дрожь, бешено скачущий пульс… всё это он ощущал отчётливо.
Его организм, всегда работавший на более высокой температуре, мгновенно адаптировался, поднимая тепло, чтобы согреть её. Он был уверен, что его базовая температура намного превышает человеческую. Она нуждалась в тепле. И он мог это дать.
Но она всё равно дрожала.
Всё ещё сжималась в его руках, словно осенний лист, пойманный бурей.
Почему?
Он скорректировал хватку, крепче прижимая её, пытаясь забрать холод с её кожи на себя. Биологической необходимости в этом не было. Никаких протоколов выживания.
Это было… что-то другое.
Он заключил её в объятия так осторожно, как будто внутри него существовала часть, о которой он даже не подозревал. Такая маленькая. Такая лёгкая. Он мог бы раздавить её без малейшего усилия. Но сейчас каждый нерв его тела был сосредоточен на том, чтобы защищать. Успокаивать.
Он никогда не чувствовал ничего подобного. Даже по отношению к своим.
Она слегка шевельнулась, постучав по его груди — едва заметным, слабым касанием.
Затем указала вниз.
Он проследил за