Хорошо.
Он не хотел плаксивого питомца. Но и бунта допустить не мог. Не здесь. Не сейчас. Не тогда, когда у него нет ни времени, ни терпения, ни второго шанса.
Ему придётся обучить её.
Научить.
Да. Так он и поступит.
Теперь она принадлежит ему. Она его.
А значит — забота… и дисциплина. Он будет мягким. Нежным, если понадобится. Но твёрдым. Человеческая самка должна будет узнать своё место. Она поймёт правила цивилизованной вселенной — и его правила, стоящие над всеми.
Он шагнул вперёд. Броня под ногами не издала ни звука.
Она вздрогнула — но не отступила.
Это ему понравилось.
Он поднял руку, позволяя броне отступить по его воле. Наноструктура скользнула обратно в кожу, оголив ладонь.
Осторожно, медленно, он коснулся её плеча.
Она застыла. Её кожа — тёплая. Хрупкая. Он почувствовал легкую дрожь, пробежавшую по её телу, услышал, как ускорилось её сердце. Не только страх. Было что-то ещё.
Его пальцы скользнули вверх — по шее, по линии челюсти, по щеке. Затем — к её волосам. Он пропустил золотистые пряди между пальцев, словно воду.
Она пахла Землёй. Солёным ветром и чем-то ярким, живым, что он не смог определить.
Он вдохнул через вентиляционные щели шлема.
Низкий, гортанный звук поднялся из его груди.
Он будет хранить её.
Будет держать рядом.
Но она будет учиться.
Начать нужно прямо сейчас.
Глава 11
Тишина в комнате не была пустой.
Она пульсировала невысказанным.
Сильвия стояла прямо у порога камеры, ступни босых ног холодили гладкий инопланетный пол. Пульс стучал в горле, когда она пыталась выровнять дыхание. Тёмные металлические стены слегка изгибались вовнутрь, будто она находилась в брюхе какого-то живого существа. Встроенные в потолок огни мерцали слабым голубоватым светом — достаточно, чтобы видеть, но недостаточно, чтобы чувствовать себя в безопасности.
И он.
Существо, которое купило её.
Которое забрало её с ужасного аукционного помоста — лишь затем, чтобы заточить здесь.
Он стоял у дальней стены, безмолвный монолит в чёрной броне. Широкий, высокий, невероятно мощный, с присутствием, вытягивающим воздух из комнаты. Она не услышала ни единого звука, когда он двигался, не почувствовала даже намёка на вибрацию пола под его весом. Он был слишком контролируем. Слишком точен.
Пальцы Сильвии бессознательно коснулись края ошейника на её шее. Того, что надели работорговцы. Неудобного. Слишком тесного. Он впивался, когда она поворачивала голову, а странный металл пощипывал кожу, оставляя зуд и лёгкое жжение. Она ненавидела его. Ненавидела то, что он означал. Но снять не решалась — не знала как, да и в прошлый раз, когда кто-то попытался использовать его для контроля, последовала боль.
Теперь её похититель протянул ладонь к стене — не касаясь её, просто… нависнув над поверхностью. Панель с шипением раскрылась, словно откликнувшись на невысказанную команду.
Он достал что-то изнутри.
Что-то маленькое. Компактное.
Ещё один ошейник.
Но не такой, как тот, что был на ней сейчас.
Этот был… красивым.
Чёрный и серебристый, усыпанный бледными камнями — будто звёзды, заключённые под поверхностью. Аквамариновые вставки мягко мерцали, отражая свет далёких звёзд за окном. Он был сформирован так, чтобы обхватывать горло с инопланетной элегантностью, больше похожий на царское украшение, чем на оковы.
Сильвия застыла.
Желудок болезненно сжался.
Он повернулся к ней, держа ошейник в руках. Его пальцы — снова обнажённые, с синей кожей — обтекали его, как что-то священное.
Она отступила на полшага.
Ни слова.
Ни вопроса.
Просто молчаливая демонстрация новой цепи.
Она не смогла сдержать взрыв возмущения, поднимающегося в груди.
Ещё один ошейник? Да какая разница, насколько он красивый? Он что, думал, что блестящие камни превратят собственность в украшение?
Челюсть Сильвии резко напряглась.
И всё же… он не приблизился. Не попытался надеть его силой. Просто держал — рассматривая её через непроницаемый чёрный визор.
Она не могла его прочитать. Не знала, понимает ли он её язык вообще. Но что-то в этой паузе… вытянулось, застыв как хрупкое перемирие. Странная, натянутая, заряженная тишина.
Наконец, он повернулся и аккуратно положил новый ошейник на низкий стол.
Выбор.
Это ошеломило её.
Сильвия сглотнула, не зная, что делать со сплетением эмоций в груди.
Тот факт, что он не снял рабский ошейник и не защёлкнул свой собственный без спроса… что остановился, задумался, показал ей его… значил что-то.
Но что?
Он снова повернулся к ней, неподвижный, как статуя.
Она не видела его лица. Не могла понять — он сердится? Ждёт? Думает? Его броня не выдавала ничего. Только одна рука оставалась открытой — синяя, чужая, пугающе живая. Этой рукой он уже касался её — волос, щеки. Странно нежно, словно пытался узнать её прикосновением.
Сильвия отвернулась.
Её взгляд упал на окно.
Звёзды. Так много звёзд. Где-то там — за бесконечностью тьмы — была Земля.
Дом.
Её родители. Друзья. Коллеги. Её жизнь.
Она прикусила нижнюю губу, чтобы не дрожала. Ошейник на шее вдруг ощущался тяжелее. Будто сжал её в ответ на мысли. Она хотела его снять. Навсегда. Но принять новый? Даже красивый?
Она не готова.
Звёзды поплыли в её взгляде, но слёзы не пролились. Пока нет.
Она выпрямилась. Подняла подбородок.
— Я тебе не принадлежу, — прошептала она, хотя знала, что он не поймёт.
Он не шелохнулся.
Она подошла к окну и села на узкую скамью под ним, обхватив себя руками.
Позади, на столе, ждал сверкающий ошейник.
Но сейчас она его игнорировала.
Потому что она ещё не готова выбирать.
И, по какой-то причине, он позволял ей подождать.
Глава 12
Она стояла перед ним, будто статуя, высеченная из самого упрямства.
Кихин не двигался. Пока нет. Он давным-давно понял — на сотне полей битвы, на сотне планет, пропитанных кровью, — что неподвижность куда сильнее грубой силы. И теперь, здесь, в тихой камере его корабля, он владел этой неподвижностью так же искусно, как любым оружием.
Голубые глаза человеческой девушки были широко раскрыты, но не метались и не отводили взгляд. Они фиксировались на ошейнике в его руке, затем — на нём, словно вызывая его объяснить, что всё это значит.
Ей это не нравилось. Это он видел отчётливо.
Текущий ошейник — рабский, наложенный работорговцами — грубо впивался в её кожу, созданный лишь для боли и подчинения. Он уродливо смотрелся на её мягкой, хрупкой шее. Даже сейчас, когда она стояла напряжённая, настороже, она всё