А затем он заговорил.
Одним словом.
Инопланетным. Глухим. Резонирующим.
— Ра'ашурр.
Она не знала, что это значит, но звук прошёл через её грудь, как далёкий гром. Это было не просто слово — приказ, обёрнутый в рычание. Что-то первобытное. Древнее.
Она поняла.
Инстинктивно.
Иди сюда.
Каждое волокно её тела протестовало. Мышцы были натянуты от страха. Ноги дрожали. Но ступни двинулись сами — короткие, неуверенные шаги по холодному металлу.
Она вышла из клетки.
И вошла — в его мир.
Он стоял совсем близко. Никогда раньше он не подходил так близко. Его голова чуть наклонилась, как будто он рассматривал её.
И она поняла: если бы он захотел причинить ей вред, ему не понадобилось бы даже усилие. Он мог бы переломить её пополам. Сжать, как куклу. И никто бы его не остановил.
Мысль пробежала по позвоночнику ледяной дрожью.
Но он не коснулся её.
Пока нет.
Она остановилась всего в шаге от него. Достаточно близко, чтобы дотронуться. Достаточно, чтобы ощутить слабое тепло, поднимающееся от его тела. Она подняла взгляд на гладкий, безликий шлем.
И он смотрел на неё.
Без слов.
Без жестов.
Только его присутствие — тяжёлое, властное, обволакивающее, как тиски.
Она была свободна от клетки.
Но не от него.
И почему-то… это пугало её сильнее.
Глава 9
Она застыла.
Не от холода — от страха.
Сырого, первобытного страха, который поднимается из глубины горла и обвивает позвоночник ледяными тентаклями. Она не могла дышать. Не могла моргнуть. Не могла даже мыслить.
Как кролик перед волком… или чем-то куда хуже.
Существо возвышалось над ней — неподвижное, молчаливое. Она не знала, что делать. Что сказать. И могла ли она сказать что-то, что он поймёт? И главное — будет ли ему хоть немного до этого дело?
Потом он пошевелился.
Медленно. Преднамеренно.
Одна его рука поднялась, броня на предплечье двинулась вверх. Сильвия вздрогнула, ожидая удара. Но удар не последовал. Броня… расслоилась, начала растворяться в воздухе, отступая плавно, будто тень, соскальзывающая с поверхности. Сегменты уходили, раскрывая кожу под ними.
Она затаила дыхание.
Его рука была огромной — нечеловечески большой. Пальцы длиннее, изящнее, но опасные. Его кожа… Глубокий, насыщенный синий оттенок. Гладкая. Без единого изъяна. С лёгкой, почти эфирной иризацией, улавливающей слабый свет корабля.
И затем… Он коснулся её.
Чуть выше плеча.
Касание было мягким — почти невесомым. Но ощущалось так, будто разряд пробежал по её коже, впитываясь в кровь. Нервы вспыхнули. Она почти отпрянула. Почти.
Но не сделала этого.
Потому что он… не причинял ей вреда.
Нажим был мягким. Почти… почтительным.
Его пальцы скользнули по её коже так, будто он прикасался к чему-то драгоценному. Хрупкому.
Своему.
Его рука медленно прошла по её ключице. Опустилась вдоль изгиба руки. От этого лёгкого, тёплого движения её пробрала дрожь, и она ненавидела, как её тело отреагировало — как кожа согрелась под его прикосновением, несмотря на ужас, сжимающий грудь.
Потом он потянулся к её лицу.
Она задержала дыхание.
Его пальцы скользнули по её щеке, медленно переходя к линии челюсти. Она чувствовала текстуру его кожи — немного шершавую, чужую, но тёплую. Настоящую. Слишком настоящую для существа, которое должно было существовать только в фантастике. Воздух вырвался из её груди рваным звуком.
Она не смела двигаться.
Он не сказал ничего. Ни звука.
Вместо этого он коснулся её волос.
Сильвия стояла неподвижно, когда он взял прядь между пальцев. Начал изучать её — пропуская медленно, лениво, любопытно. Каждое движение было обдуманным. Целенаправленным.
Она не могла оторвать взгляд от его кожи. Этой синевы. Этой чуждой красоты.
И затем — сквозь гладкую маску его шлема — он вдохнул.
Резко.
Глубоко.
Как будто втягивал её. Силуэт. Запах. Саму её. Её желудок болезненно сжался.
Он был как коллекционер, оценивающий редкую находку. Как будто она — экзотический экземпляр. Что-то для изучения. Для наслаждения… Для хранения.
По телу прокатилась волна холода.
Он не произнёс ни слова. Не издал ни единого звука. Но эта спокойная, размеренная инспекция была хуже любых угроз. Потому что она сказала ей всё.
Он обращался с ней как с чем-то ценным.
Дорогим.
А значит… Он не собирался отпускать её.
Никогда.
Глава 10
Кихин не двигался — огромная тень в тусклом синеватом свете корабельной камеры, наблюдающая за человеческой девочкой, стоящей перед ним. Её имени он не знал. Вид — люди, происходящие с далёкой, незначимой планеты под названием Земля. Примитивное место, насколько он понял из обрывочных сведений. Изолированное. Не ведающее о галактике, что вращается и горит вокруг него.
И всё же, каким-то образом, оно породило это.
Её.
Она была маленькой: светлая кожа, на щеках оттенок — страха или злости. Или всё сразу. Её золотистые волосы ловили слабый свет и сияли, будто что-то драгоценное. Тонкие конечности, выпрямленная спина, всё тело — напряжено. Она боялась — он чувствовал запах страха — но в линиях её челюсти, во взгляде из этих невозможных голубых глаз было ещё нечто.
Непокорность.
Это пробудило в нём что-то. Тепло. Дискомфорт. Чувство, которое он не смог назвать. Он едва заметно сместил тяжесть тела, мышцы перекатились под гладкой бронёй, всё ещё облегавшей его фигуру. Она дрожала. Такая хрупкая… такая мягкая. Самое мягкое существо, что он видел во всей вселенной.
Он не знал, что с ней делать.
Он никогда раньше не покупал живых существ. Ему это было не нужно. Но что-то на аукционе… Он видел, как остальные смотрели на неё — как на мясо. И прежде чем успел подумать, прежде чем что-то спланировать, он произнёс слово.
Присвоил её.
Просто так.
Поблажка. Его первая.
Его народ бы посмеялся. Если бы кто-то из них ещё был жив.
Вокар.
Воспоминание ударило в него, словно лезвие под рёбра. Его дом — исчез. Разрушен до обугленного камня и радиоактивной пыли. Его род — воины, короли, убийцы — убит собственными ошибками, собственной гордыней. Они обратились друг против друга, утонули в междоусобицах, цепляясь за смертоносное оружие, как дети за ядовитые игрушки. И когда эти игрушки вспыхнули… спасать было нечего.
Его там не было.
Он заканчивал контракт. Простая работа на Крёлле — устранение торговца, ставшего осведомителем повстанцев. Когда он вернулся, Вокар уже был пеплом.
Он мог быть последним хвроком.
И теперь он стоял здесь — перед напуганной человеческой самкой, не знающей ничего о галактике,