— Чем? Мы же не перешли черту.
— Мы ведь друзья, правда?
— У меня нет подруг.
— Ты ведь и о своей маме никому никогда не рассказывал, так? А ещё ты вернул мне машину и мы откровенно болтали о своих семьях. Ты делал такое с какой-нибудь другой женщиной?
— Нет. Никогда. Моё последнее короткое что-то было ещё в колледже, и она постоянно рыдала, потому что, цитирую, я был «холодный, закрытый, самоуверенный ублюдок».
— Согласна со всем, кроме закрытого, — сказала я, и мы оба засмеялись.
— Значит, ты моя первая подруга, Динь-Динь.
— Я ведь говорила тебе, что я профи в нестандартных вещах? Вот, пожалуйста. Ещё один первый раз.
— Ага, — кивнул он, палец скользнул с моих губ, и я почувствовала, как он отдаляется.
— Но, — сказала я, и он тут же встретил мой взгляд, — я не думаю, что один поцелуй навредит. Мы любопытны. Мы друзья. Друзья иногда целуются, верно?
— Да ну? — усмехнулся он.
— Конечно. Мы ведь много времени проводим вместе. Оба свободны. Друзья. Оба понимаем, что это ничего не значит. Просто почесать там, где чешется.
— Один раз. Один поцелуй, — сказал он. Не вопрос. Условие.
— Ну что, готовься, Босс.
Он не колебался. Его губы накрыли мои, и я приоткрыла рот, приглашая. Его язык мягко скользнул внутрь, двигаясь медленно, но уверенно. Его руки были везде. На моём лице, шее, спине. Я даже не заметила, как оказалась у него на коленях, обхватив его бёдрами, потому что всё вокруг стало размытым.
Меня никто и никогда не целовал вот так.
И я знала — одного раза точно не хватит.
14 Мэддокс
Её губы были мягкими, и в ту же секунду я проклял тот факт, что мы находимся на улице — между нами было слишком много одежды.
Один раз и хватит. Этого больше не повторится. Но, чёрт возьми, если это не был лучший поцелуй в моей жизни.
Я сдёрнул с неё шапку — мне нужно было запустить пальцы в её шелковистые волосы. Она тёрлась обо меня, и мой член налился так, что я всерьёз подумал, будто он прорвёт молнию на джинсах. С её губ вырвался тихий стон, и я продолжал исследовать её рот языком, жаждая большего. Желая большего. Хотел ли я когда-нибудь женщину так, как хотел её?
Это было опасно. Безрассудно. Она работала на меня.
Мысли о моём отце вспыхнули в голове, и я резко отстранился. Этот человек был ходячим клише. Я уже сбился со счёта, сколько помощниц за эти годы он перешёл черту с ними.
Я положил ладони ей на щёки и отстранил.
Её глаза были дикими, губы распухли от моих поцелуев. Я слегка прикусил её нижнюю губу напоследок.
— Всё. Один раз. Выпустили пар.
Её взгляд скользнул по моему лицу, и я увидел там всё. Боль. Непонимание. Но она быстро взяла себя в руки, лицо стало жёстким.
— Ага. И вообще, ничего особенного.
Она соскользнула с моих колен, а я потянулся за её шапкой. Я не стал её переубеждать — оба знали, что она врёт. Да и сам я делал то же самое.
Этого дерьма не будет. Я не такой человек.
Я поднялся, выключил огонь в очаге. Она помогла собрать десерты, и я, краем глаза, заметил, как она в последний раз подняла голову к звёздам.
И, чёрт подери, у меня в груди всё сжалось.
Вот от чего я всегда держался подальше. Сегодня я капитально облажался. Слишком много рассказал. Перешёл черту. Тяга к ней была слишком сильной. И это до чертиков меня пугало.
Мы вернулись в дом, она поставила контейнеры, что принесла, и потянулась за сумкой и ключами.
— Спасибо за ужин.
— Ага. Завтра важный день. Не опаздывай.
Она задержала взгляд на мне, затем кивнула:
— Никогда. Увидимся утром.
Я проводил её до двери и ждал, пока она не сядет в машину, прежде чем вернуться внутрь. Думал обо всём, что мы сегодня сказали друг другу.
Мне понравилось слушать про её семью, и если уж быть честным — было приятно говорить о матери с кем-то, кому не нужно опасаться, что всё это завтра окажется в прессе. Журналисты только и ждали, чтобы выкопать новый кусочек грязи про мою семью. Последние месяцы мы ограждали маму от внимания, и хотя все знали, что она проиграла борьбу с БАС, никто не имел понятия, через что ей пришлось пройти.
Посмотрим, насколько надёжна Джорджия Рейнольдс. Потому что ничего из того, что я ей рассказал, не было публичным.
Про звёзды знали только Уайл и я.
Я взял телефон. Прошло слишком много времени. Меня бесило, что между мной и братом выросла такая стена. И ещё сильнее я ненавидел отца. Его разрушительное поведение обошлось нам всем слишком дорого.
Привет. Как ты?
Я ждал. Обычно он не отвечал сразу, но три маленькие точки мигали на экране — значит, что-то печатал.
Уайл
Вообще-то, у меня всё нормально, брат. Жду не дождусь, когда увижу тебя на Рождество.
Мы всегда отмечали Рождество в доме у бабушки с дедушкой. Но с тех пор как не стало мамы, всё было уже не так. Найти собственную мать без пульса в канун Рождества — такое, знаешь ли, меняет настроение праздника. Но бабушка с дедушкой всегда старались изо всех сил, чтобы это всё-таки было праздником. Они ведь тоже были очень близки с мамой, и каждый год в это время мы все тяжело переживали её потерю.
Кроме отца. Для него это был просто ещё один день, когда можно открыть подарки и поесть чего-нибудь дорогого. У этого человека и сердца-то не было.
Я тоже. Почему бы тебе не приехать ко мне в Коттонвуд-Коув на несколько дней после праздников? Думаю, тебе здесь понравится.
Уайл
А красивые женщины там есть?
Я подумал о Джорджии и тихо зарычал, хотя сидел один. Мой брат всегда был тем ещё бабником, и уж её бы точно не оставил в покое. Придётся проследить, чтобы этого не случилось.
Да, здесь полно красивых женщин.
Уайли
Отец звонил мне, но я не отвечал. Ты его в последнее время видел?
Я был в городе пару недель назад, мы с ним пообедали. Всё та же хрень, день сурка.