Уайл
Ещё бы. Слушай, а Джорджия не могла бы свести меня с кем-нибудь из своих подруг?
Ну, сам факт, что ты хочешь, чтобы она свела тебя сразу с несколькими женщинами, — уже плохой знак. Она на такое точно не пойдёт.
Уайл
Не знаю, брат. Твоя девушка ко мне, похоже, неравнодушна. На прошлой неделе, когда я был в городе, она испекла мои любимые печенья. Так что смотри в оба.
Без шансов. Ей нравятся мрачные и умные.
Уайл
Хотя ты самодовольный ублюдок, я рад за тебя, Мэддокс. Ты это заслужил.
Ты что, теперь и сам размяк?
Уайл
Не размяк я, брат. И если хоть кому-то скажешь, что я это ляпнул, я всё наотрез буду отрицать и расскажу всем, как ты до тринадцати лет спал с тем плюшевым пингвином, которого тебе мама подарила.
Это был ты, придурок. Я тебя тоже люблю.
Уайл
Ладно, ладно. Тоже тебя люблю, придурок. Увидимся через пару дней. В субботу поедешь со мной смотреть дома под заказ, не отвертишься.
Я усмехнулся, отложив телефон, и снова уставился на монитор. Наши показатели в этом году шли вверх, мы подписали нескольких новых авторов — и всё это благодаря её невероятному таланту замечать потенциал.
Хотя, если честно, мне никогда не нравилось называть её просто «девушкой». Слово «девушка» не отражало и малой доли того, кем она для меня была. Потому что она была не просто девушкой. Не просто коллегой. И даже не просто другом. Она была всем.
В дверь постучали, и прежде чем я успел что-то сказать, она уже толкнула её и вошла.
Шла ко мне, как всегда уверенно, в белой рубашке на пуговицах, чёрной обтягивающей юбке-карандаш и сексуальных розовых шпильках. Обошла стол, оперлась на край, а её ноги устроились между моими.
— Ну как прошло? — спросил я.
— Подписали контракт на две книги. Легко и просто, — она дважды хлопнула в ладоши и широко улыбнулась. — Эшлан Томас теперь официально клиент Lancaster Press.
Джорджия сама настояла на том, чтобы провести встречу со своей кузиной — она собирала собственное портфолио авторов. И тот факт, что она уже работала напрямую с Марой Скай и Эшлан Томас, был впечатляющим для кого-то в первый год в издательском бизнесе.
Но она знала книги.
Знала рынок.
Обладала потрясающим чутьём в дизайне и тесно работала с художниками, чтобы создать идеальную обложку.
— Ты потрясающая. Каково это — знать, что две из самых востребованных авторов сами просят работать именно с тобой? — Я провёл руками по внешней стороне её бёдер.
— Чертовски приятно. Даже не верится, если честно.
— Почему?
— Ну, когда я сюда пришла, я и понятия не имела, чего хочу от жизни. Только что вырвалась из отвратительных отношений. Училась на художника, мне всегда нравилось творить, но на меня давил груз реальности, надо было искать работу, которая бы меня обеспечивала. — Она пожала плечами, а пальцы нашли мои и переплелись с ними. — А потом я встретила тебя, и всё буквально встало на свои места. Я знаю, чего хочу — и в личной жизни, и в работе. И всё это потому, что я влюбилась в тебя, Босс. Ты помог мне понять, кто я есть.
Я притянул её к себе, усадил к себе на колени и обнял.
— А ты помогла мне понять, что в жизни есть нечто большее, чем просто работа и деньги.
Её голова откинулась назад, опираясь о моё плечо, и она взглянула на меня.
— И что же ты нашёл?
— Что могу, блядь, наслаждаться той жизнью, что у меня есть, а не ненавидеть её. Что я, оказывается, ещё умею смеяться, хотя думал, что забыл как. А ты у нас, детка, смешная до безобразия. — Я прикусил её нижнюю губу, и она тихо рассмеялась.
— Что ещё?
Я провёл большим пальцем по её скуле.
— Что могу снова любить, Динь-Динь. Вот что ты мне подарила. Потому что после того, как я потерял маму, я был уверен, что больше никогда не позволю себе кого-то так сильно любить, чтобы потом было больно терять. И я понял это в тот день, когда ты провалилась под лёд. Этот страх... Я знал, что не переживу. Но вот мы здесь. Любим. Живём. И меня это больше не пугает.
— То есть, по сути, ты мне говоришь, что без меня жить не можешь?
Её губы, блестящие от розовой помады, изогнулись в знакомой улыбке, ямочки на щеках, а сапфировые глаза смотрели так, будто видели мою душу лучше, чем я сам.
— Именно это я и говорю. Поэтому в выходные мы тебя обмотаем пузырчатой плёнкой для семейного турнира по пиклболу, который ты придумала.
— Не дождёшься! Если меня закутают, я не смогу всех уделать. — Она рассмеялась. — Уайл написал, что тоже приедет на турнир.
— Говорил мне. Он теперь тоже дом здесь ищет. Посмотри-ка на себя — все разбитые Ланкастеры вокруг тебя исцеляются и по кусочкам собираются обратно.
— Я ж говорила, у меня талант к странным видам спорта.
— У тебя талант всё делать лучше, Джорджия Рейнольдс.
— А у тебя талант заставлять меня чувствовать, будто я единственная девушка в комнате, — прошептала она.
— Ты и есть единственная девушка в комнате, — усмехнулся я, поднимая бровь.
Но она была права. Неважно, были мы вдвоём или среди толпы.
Я видел только её.
И только она мне была нужна.
— Такой остроумный, — пробормотала она, тёршись носом о мой.
— Знаешь, как мы каждый вечер сидим под звёздами, потому что это наше любимое занятие?
— Да? — Она отстранилась, чтобы посмотреть на меня.
— Так вот, когда ты смотришь на звёзды и рассказываешь обо всём, что видишь, а я дразню тебя, потому что ничего этого не вижу?.. — Я замолчал, встретившись с её взглядом.
— Да. Именно поэтому я хочу, чтобы ты сходил проверил зрение.
— Мне не нужно проверять зрение, детка. Дело не в глазах. Причина, по которой я ничего этого не вижу, в том, что я всегда смотрю на тебя. Даже когда вся ночь усыпана звёздами, я не хочу смотреть никуда больше. Потому что всё, что мне нужно, всё, чего я хочу, прямо передо мной.
— Сейчас ты только что превзошёл