— Не кажется, — коротко ответил он, что прозвучало несколько грубовато для разговора с венценосной персоной, коей я в известном смысле являлся. — Я наношу ежедневно десятки визитов, и целая гвардия агентов следит за тем, чтобы за мной не было хвоста.
— Вот это и пугает, ибо сама эта гвардия является таким заметным Вашим хвостом, что можно наблюдать за Вашими перемещениями, сидя в ближайшем уличном кафе с газетой и чашечкой кофе, не прибегая к особым хитростям и уловкам.
— И тем не менее, мой долг — обеспечить Вашу безопасность, а потому я попрошу окончить этот маскарад и немедленно переехать в мой загородный дом, где Вам и Вашим людям я смогу обеспечить должный уровень безопасности.
— Я премного благодарен Вам за заботу и столь лестное предложение, но переезд к Вам равнозначен объявлению в ведущих европейских газетах о моём прибытии в Сараево. Также, как Ваши люди следили за русским консульством, кто-то, я более чем уверен, внимательно наблюдает и за Вашим домом. Опять же охрана, слуги, доставщики, почтальоны. И пары дней не пройдёт, как наша тайна станет достоянием широкой общественности.
— Ну что же, настаивать я не могу. Придётся искать варианты. Если Вы окончательно решили обосноваться в гостинице, мне придётся с помощью своих агентов и силами полиции заметно усилить её охрану.
— Вот, вот. Главное слово здесь — заметно. Это будет слишком заметно и необъяснимо. В Сараево прибывают обычные штатские лица, пусть и крупные коммерсанты, а их охраняет вся королевская конница и вся королевская рать.
— Конницу мы использовать не будем, — уверенно произнёс Оскар, не имевший, в силу временных расстояний, возможности ознакомиться с творчеством Самуила Яковлевича Маршака.
— Рать тоже, — уверенно продолжил я, — и если Вы считаете, что меня охраняет лишь горстка телохранителей, то глубоко ошибаетесь. А использовать дополнительные силы, это будто размахивать ярким платком, привлекая ненужное внимание к моей скромной персоне. — И будем откровенны, вряд ли со стороны сербов мне что-то грозит.
— О, не стройте иллюзий, Ваше Величество, эти ужасные создания способны на всякую подлость, — на лице Оскара при этих словах явно отразились презрение и брезгливость.
— Впрочем, уверен, что не в большей степени, чем и представители всех прочих народов на нашей планете, — дипломатично ответил я, совершенно не собираясь поддерживать наместника в его антисербских настроениях.
— Я не собираюсь Вас переубеждать, а лишь предупреждаю. И Вы правы в том, что на сербах мир клином не сошёлся. В Европе, как Вы понимаете, есть и другие радикальные силы, которые счастливы будут с Вами поквитаться за явные или выдуманные обиды.
— И тем не менее, я настаиваю, что буду обеспечивать свою охрану собственными силами, а Вы сосредоточьте, пожалуйста, внимание на безопасности Франца Фердинанда, когда в конце месяца он прибудет в Сараево.
— Откуда Вам это известно?
— Наша контрразведка тоже умеет ловить мышей, уважаемый господин Оскар.
Глава 68
После ухода Оскара я решил провести оперативное совещание, в котором приняли участие, помимо меня, оба адъютанта, Распутин, Маврокордато и Игельстрём.
— Густав Викторович, какого лешего, простите за выражение, Вы попёрлись к нам, — гневно начал Анатолий Александрович Мордвинов, — притащив за собой кучу ненужных свидетелей? И откуда вообще Вы узнали о нашем прибытии?
— Мне, право, так неловко, господа, но поймите, ведь не каждый день Богом забытое Сараево посещает лично Император Всероссийский, — торжественно, и, видимо, от серьёзного волнения, очень громко изрёк Игельстрём.
— Вы ещё на балкон выйдите и прокричите погромче, — продолжал сердиться Мордвинов, — а то ещё не вся Босния проинформирована о нашем приезде.
— А проинформировал меня мой непосредственный начальник — Владимир Николаевич Коковцов, да наказ дал — всячески помогать и оберегать, как зеницу ока.
— Вот Вы и помогли, притащили к нам полицию и контрразведку. Просто нет слов, господа, — Мордвинов продолжал возмущаться, но постепенно успокаивался, своей умной головой понимая, что прибежал Густав в силу неравнодушия и природной исполнительности.
— Благими намерениями… — молвил Распутин, и на этом небольшой утренний инцидент был исчерпан, а мы перешли к обсуждению деталей намеченной на послезавтра встречи трёх европейских монархов.
— Интересно, господа, что название «Сараево» произошло от турецких слов «saray» и «ovaci». Первое означает — дворец, второе — равнины, в целом что-то типа «равнины около дворца», — чтобы настроить нас на рабочий лад, посчитал нужным сообщить мудрый Маврокордато. — Так вот, переговоры пройдут с 90-процентной вероятностью во Дворце Конак, в резиденции боснийского наместника Оскара Потиорека, лицезреть которого мы уже имели честь сегодня.
— А кто такой Конак? — спросил любопытный Распутин почему-то не у Маврокордато, а у Игельстрёма. Зная, что просто так Григорий Ефимович ничего не делает, я решил, что таким образом он хочет дать возможность Густаву Викторовичу реабилитироваться в моих глазах и плавнее войти в команду. Судя по умному взгляду, Маврокордато также это прекрасно понял.
— Это скорее — что, господа. Конак, в переводе с турецкого, — дом, я бы даже сказал — большой дом, использующийся в качестве резиденции или места для деловых встреч, — просто и понятно объяснил Густав Викторович, дипломатичный Маврокордато согласно закивал головой.
— А что нам известно про это место? — я решил, что пора и мне поучаствовать в рабочей беседе.
— Османы испокон веков строили в Сараево серали, то есть дворцы, так как это слово произошло всё от того же «saray», только с некоторым персидским колоритом. Всего за всю историю Сараево было построено три сераля, и все они пали жертвами пожаров. Нынешний Дворец Конак, а по сути — четвёртый и последний, надеюсь, сераль, был построен при Топале Шерифе Османе-паше в 1869 году. Это красивое, добротное трёхэтажное каменное здание с толстыми стенами, просторными залами и высоченными потолками. Я бы даже сказал, что это комплекс зданий, просто центральное — самое красивое и привлекающее внимание. Кстати, оно единственное, куда допускаются иностранцы. Что в остальных зданиях — тайна за семью печатями! — Игельстрём произнёс последнюю фразу с таинственным выражением лица, как будто рассказывал нам страшную восточную сказку.
— Тоже мне, бином Ньютона, — хмыкнул полковник Мордвинов, — небось — гарем, баня, прачечная, кухни, кладовые всякие, да какой-нибудь бетонный погреб