— «Всё только начинается», — тихо сказал ему вслед Чайник.
Глава 11
Фёдор приложил к носу платок, который ему оставили. Это не помогало. Запах чувствовался даже сквозь ткань. Бездомный на соседней скамейке сладко посапывал, иногда дергался, ожесточенно чесался, но потом снова начинал храпеть. Мимо комнаты с решеткой, где сидел Фёдор, прошла заплаканная пожилая женщина, потом, смеясь, двое постовых. Полицейский околоток жил своей жизнью, мало обращая внимания на запертого в клетку Сороку.
Скрипучий голос в коридоре рассказывал о том, что у него украли гантелю. И что он требует начать расследование. Полицейский терпеливо отвечал, что этот повод совсем незначительный. Может она, гантеля, и не терялась совсем. Скрипучий голос настаивал. Полицейский сдался и стал записывать обращение. 'Знакомый голос, — подумал Фёдор. — Где-то я этот скрип слышал".
Сорока подтянул штаны, они всё время норовили свалиться. Ремень, как и шнурки, у него отобрали по прибытии в околоток. Фёдор посильнее закутался в куртку и попытался заснуть. Мысли постоянно возвращались к Инге. «Это ведь он сам и виноват, — думал Фёдор. — Виноват. Во всём. С самого начала. Всё, до чего он прикасался, превращалось в пепел». Перед глазами стояли волны чёрных волос, зеленое платье. Запах пряностей пробивался даже через амбре изолятора. Уж лучше бы было наоборот, чтобы не вспоминать.
Мужик рядом с изолятором всё скрипел и скрипел. Обвинял полицейских в том, что они не хотят знать всех деталей. Требовал подробно записать, как он пришел домой и не обнаружил одну из гантелей весом в полпуда. Это важно, говорил он.
— Эй ты! — сказал Сороке один из полицейских, который подошел к решетке. — На выход. В допросную.
Фёдор медленно встал, подошел к двери, скованными наручниками руками придерживая брюки. Щелкнул замок, и его повели вниз по коридору. Проходя мимо щуплого мужичка в дурацком котелке, Фёдор услышал, как тот спросил скрипучим голосом:
— А этого за что задержали?
— Парнишку-то? — усмехнулся полицейский, кивая на Фёдора. — Убийство. Взяли на месте. Застукал сожительницу с двумя полюбовниками. Ну всех и уконтропупил.
— Вы серьезно? — спросил скрипучий.
И тут Фёдор вспомнил, где он слышал этот голос. Прапорщик Зиберт из училища. Как он его сразу не узнал в гражданском? Полицейский толкнул Фёдора в спину, и тому пришлось смотреть вперед, чтобы не свалиться. Зиберт смотрел парню вслед и расстроенно качал головой.
Сороку привели в небольшую комнату, в которой за большим столом сидел лысеющий следователь. Усадили на большой стул и встали рядом.
— Имя? — недовольно спросил следователь.
Фёдор глядел в пол и думал об Инге. А еще об училище. О том, как так получилось, что он теперь сидит здесь.
— Имя? — повторил следователь.
Парень молчал. Потом следователь спрашивал его еще о чем-то. Но Фёдор даже не пытался понять эти вопросы. Он молча разглядывал портрет Императора на стене. На картине был высокий здоровый мужчина с окладистой бородой, широкими плечами и кулаками размером с небольшой чайник. Династия Урсуловичей всегда отличалась ростом, здоровьем и решительным характером. И как штрих к породе, светлые волосы и темные брови. На голове виднелась металлическая ставка, которая досталась Государю Императору еще в молодости в морском сражении у Каринских островов. Взгляд Императора пронзал Фёдора и как бы говорил: «Что ж ты такое натворил, Фёдор? Подвёл. Всех подвёл».
А потом Фёдора били. Он лежал на полу и вспоминал спокойный профиль Инги и ее закрытые глаза. Странно. Ему было совсем не больно. Ну, бьют. За дело, кстати, бьют. Он же во всем и виноват. Он совсем один. Даже Змей и Умник молчали. Они тоже от него ушли. Он теперь всегда будет один.
* * *
Через несколько часов принесли перловую кашу. Спросили, надумал ли он говорить? Фёдор смотрел на грязный серый потолок. К еде он не притронулся. Но добравшись до тарелки, кашу с аппетитом съел проснувшийся бездомный с соседней скамейки. Наевшись, грязнуля встал, вцепился в решетку и стал ныть, чтобы его выпустили. Сорока повернулся к стене и попытался заснуть.
* * *
Окон не было, так что Фёдор не знал, сколько времени прошло. Мимо ходили посетители и полицейские. Приводили, а потом уводили других арестованных. Пару молодых парней, от которых несло спиртным. Беспризорника. Какого-то мужика, который от скуки стал задирать Фёдора, но парень не реагировал. Потом привели старичка, который разговаривал с Фёдором по-доброму. Хотел узнать, как его зовут. Но парень молчал, и старичка увели. Потом в изолятор притащили двух кальмаров, которые испуганно жались к стенке и пучили круглые глаза. Внезапно Сорока услышал голос, от которого у него в душе всё перевернулось.
— Полегче, громила! — произнес голос Младшего Зюйда.
Апатия Фёдора мгновенно слетела. Он вскочил и подбежал к решетке, стараясь заглянуть дальше в коридор. Младшего вели двое полицейских, заведя ему руки за спину. Проходя мимо, бандит повернул голову и тоже увидел Фёдора. Глаза Зюйда вспыхнули, а на лице появилась зловещая улыбка. Фёдор с удовольствием заметил, что голова Младшего была перемотана бинтами. Куда его увели было неизвестно, но Фёдор так и стоял у решетки, вцепившись в холодные прутья. Через четверть часа Фёдор сел на грязный пол, обхватив голову руками. Хотелось свернутся клубком и куда-нибудь провалиться, просто исчезнуть, чтобы это всё закончилось.
— Бывший курсант Сорока, встать! Смирно! — проскрипел над ним жесткий голос Зиберта.
Фёдор дернулся и увидел, что за решеткой стоит прапорщик, начальник училища каперанг Улицкий и какой-то незнакомый полковник в полицейской форме. Парень поднялся и, придерживая штаны, попытался выпрямиться.
— Так, так, — устало сказал Улицкий. — Сорока. Видел бы ты себя со стороны. Позор. И что? Теперь глаза отводишь? Правильно отводишь. Отпирайте его и в допросную, — приказал он полицейским. Они посмотрели на офицера, тот кивнул.
Фёдора проводили в ту же самую комнату и усадили на тот же стул. Только напротив сели полицейский полковник и Улицкий.
— Оставьте нас втроем.
— Не положено оставлять задержанных в допросной без… — начал один из конвоиров.
— Выполняйте, — сказал полицейский офицер.
Когда в допросной больше никого не осталось, Улицкий достал трубку, закурил и тихо сказал:
— Рассказывай.
— Что? — тихо спросил Фёдор, не поднимая глаз.
— Всё, Сорока! Всё! Как на исповеди. И это твой единственный шанс выпутаться из этой истории. Если хоть слово лжи услышу, встану и уйду. После чего сам со всем этим дерьмом разбирайся.
* * *
Сначала Фёдор говорил медленно. Он пытался подбирать слова, чтобы не загнать