— Не мнись как баба! — рявкнул Улицкий. — Говори как есть, ты не на суде. Считай, что Господь-Хранитель тебе послал адвоката. Всё как есть выкладывай!
Фёдор продолжил и тут он поймал себя на мысли, что ему становится легче. Он таил это в себе. Никому не рассказывал. Ни Инге, ни сестре, никому. Только старику, который его впервые хуном угостил. Фамилия у него была еще смешная. Покрывашкин. Так вот тут было то же самое.
Фёдору очень хотелось избавиться от этого. Очиститься. Он рассказывал всё, и про Лигу, и про автоматона-бойца. Про Ингу и про выбивание долгов, хоть и без подробностей. Про контрабанду и сумасшедших осьминогов. А еще он умолчал о Животном. Сказал, что помнит когда навели пистолет на Ингу, а дальше ему плевать.
После того, как Фёдор закончил, повисло молчание. Улицкий и полицейский начальник с непроницаемым лицом разглядывали Сороку.
— Иди, постой в коридоре, — наконец сказал каперанг.
Фёдор встал, не зная, куда девать руки. Потом, не глядя на офицеров, вышел из комнаты.
— Что скажешь? — спросил Улицкий.
— Сказочный идиот.
Каперанг хмыкнул.
— Но везучий.
— Дуракам везет. Пожалуй, я его заберу, — задумчиво сказал Улицкий. — Дадим парню второй шанс?
— Ну, не знаю… Парень реально лет на двадцать дел натворил.
— Вот только не надо. Тугодумие и превышение самообороны. Максимум пара лет, тем более внук того самого Сороки. А там бандиты и отребье. Дворянская коллегия сразу на суд надавит.
— Не уверен.
— Ладно. Говори: чего хочешь? — спросил Улицкий.
— Альтаир. На три выхода в море.
— Что? Ну, нет!
— Ну подумай сам, хороший парень, доброе дело сделаешь. Ну хорошо, на два выхода.
— После того раза — нет.
— Какой ты мелочный, коллега. Ну ходили мы по шхерам. Ну поцарапали дно.
— Ты притащил на мою яхту девок и своих полицейских дуболомов.
— Уважаемых офицеров и их милых дам…
— Эти сухопутные крысы перебили всю посуду и заблевали всю палубу. Палубу-то зачем? За борт же удобнее!
— Да было только один раз. Укачало всех. Ну, Саныч. Ну, пожалуйста.
Улицкий молчал, разглядывая довольное лицо полицейского. Потом затейливо выругался и сказал:
— Договорились. Но ремонт и уборка за твой счет.
— Всё в лучшем виде сделаем. Не беспокойся, — заявил полицейский, довольный как кот, дорвавшийся до сметаны.
* * *
— Пиши, — сказал Улицкий, подвигая Фёдору лист бумаги и чернильницу. — Военному комиссару. Да не здесь, а в правом верхнем углу пиши.
Сорока, ничего не понимая, подчинился.
— Военному комиссару. От барона Сороки Фёдора Михайловича. Заявление. Написал? Прошу оформить на меня документы для поступления меня в добровольном порядке…
— Написал.
— На военную службу в войсковую часть номер пятьдесят пять. Чего на меня уставился, пиши давай. Род войск: морская пехота.
— Но…
— Что-то непонятно?
Фёдор молчал, пытаясь сообразить, что происходит.
— Сорока, у тебя сейчас два пути. Либо соучастник и убийца, либо потерпевший от бандитов и доброволец в армию. Для флотского офицера ты туповат, а вот для унтера в десант — в самый раз. Есть в тебе этакая хорошая незамутненность. Пиши.
Фёдор на несколько мгновений задумался, потом взял ручку, макнул в чернила и вывел: «род войск: морская пехота».
Интермедия 5
— Капитан, — раздался низкий металлический голос Животного. — Вон, «Глаз Фон Брауна».
Робот указывал на яркую утреннюю звезду, которая поднялась над горизонтом.
— Не к добру, — добавил он драматическим тоном.
— Ее каждое четвертое утро видно, — вздохнул Кузьма Афанасьевич.
— Я чё и говорю. Не к добру сегодня.
— Угомонись. Тут другой вопрос. Стоит ли везти в Империю три огромных ящика с головами роботов?
— А чё нет? — удивился Животное. — Запчасти же.
Кузьма Афанасьевич задумался. Так-то оно да. Но разумных автоматонов ограниченное количество. И страны очень судорожно относятся, если их мозги вывозить. За контрабанду спиртного, табака или легких наркотиков можно схватить штраф или небольшой срок, так как это просто обход пошлин и налогов. А вот за такое можно доиграться до многих лет на каторге, а то и смертной казни через повешение. Совсем другие риски.
— «Ну так мы же уже вывезли? А Империи, наоборот, хорошо. Могут просто закрыть глаза. На крайний конфискуют просто».
— «Дерьмо, — подумал Кузьма Афанасьевич. — Не ожидал такой подставы от латунных».
— «Будет тебе уроком».
— «Смешно».
— Заткнулись все! — мрачно сказал Кузьма Афанасьевич.
Животное хмыкнул и уставился на звезду. Лопасти мерно стучали по серой воде. Небо светлело, в южных широтах рассвет наступает быстро.
— На востоке, севернее кочевых городов, — неожиданно нормальным голосом сказал робот, — есть огромный лес. Он такой огромный, что за неделю ты его не пройдешь. И за две не пройдешь. Да и в дирижобле горючка кончится, пока до края ёлок долетишь. Паровоз доехал бы, но рельс там никто не прокладывал. В том лесу живут Могильные медведи.
Кузьма Афанасьевич вскинул бровь и уставился на робота.
— Медведи эти могут жить сотни лет. Кто-то говорит, что они впадают в спячку на многие года и не стареют поэтому. Кто-то говорит, что они давно умерли и это просто оживлённые кем-то кадавры. Кто-то их считает автоматонами в медвежьих тушках. Но дела это не отменяет. Могильные медведи приходят не каждый год. Но когда они приходят, спасения от них нет. Они не боятся громких криков, не боятся пуль или отравы. Только подвзорвать их можно. Если расстараться, конечно.
Капитан оперся на фальшборт, глядел на волны и слушал странный рассказ обычно совсем неразговорчивого робота.
— С каждым годом те Могильные медведи, что выжили и съели больше всего неудачников, становятся всё больше и сильнее. Трехлетний медведь не опаснее большой и злой собаки. А вот вековой уже может опрокинуть паровоз и своими загнутыми когтями выцарапать из вагонов невезучих пассажиров. Но есть одна история про медведицу, которой уже больше тысячи лет. Ростом она больше двухэтажного дома. Она осторожна и очень хитра, она побывала в стольких переделках, что ей уже ничего не страшно. Она бы уже сожрала всех, кто живет восточнее Врат Народов, но спасает только одно. Она любит охотиться на других Могильных медведей. Вкуснятина это для нее такая. Деликатес. Она просыпается раз в четверть века, и тогда все народы севера воют от ужаса, а все страшные медведи прячутся в норы, зарываются в землю и молят своего медвежьего бога лишь о том, чтобы она их не нашла. Но она их находит. И нас найдёт.
Повисло молчание, во время которого Животное задумчиво пускал дымные кольца в небо. Получалось плохо.
— Это вся история?
Робот пожал металлическими плечами. А потом внимательно посмотрел на Кузьму