На стены было повешено несколько афиш, которые надрали роботы с улицы. На окна повесили ткань, которая служила занавесками. Животное сгоняли на рынок за продуктами, а потом под чутким руководством заставили жарить картошку и варить яйца. На более сложные блюда автоматон не поддавался, аргументируя тем, что у него нет вкуса и он может всё пересолить.
Фёдор спал несколько суток, иногда просыпаясь на медицинские процедуры, которые проводил лавочник Хуань Гэ. Животное оплачивал его услуги, выходец из Жиньше поначалу отказывался, но потом согласился и теперь иногда приносил еду и угощал Фёдора и Анафему. Девушка поначалу отказывалась есть острую экзотическую пищу, но потом распробовала и иногда с нетерпением ждала, а что же теперь принесет их восточный «врач».
— Так, газету отложил, — приказала она, входя в комнату. — Процедуры.
— Не надо, — отмахнулся Фёдор. — Только утром всё меняли.
— Быстро! — грозно сказала девушка и поднесла тазик с горячей водой и пузырьком мази. — Хуань Гэ сказал менять повязки три раза в день, ничего не знаю.
Фёдор обреченно приподнялся над матрасом.
— Ай! Что ты дергаешь⁈ — возмутился он. — Больно же.
— Терпите, больной, — холодно сказала она и сорвала очередной прилипший бинт.
Животное с интересом глядел за процедурой и иногда подзуживал:
— А можно я сдеру вон ту повязку?
— Руки убрал. Я сама.
— И в кого такая злючая? — удивился робот.
— Точно не в меня. Я добрый, — решил Фёдор. — Ай! Да что ж это такое!
Когда все повязки были сняты, раны промыты и намазаны жгучей мазью, наложены свежие бинты, экзекуция наконец-то закончилась.
Фёдор увалился на матрас, отдыхая, а Анафема села рядом с печкой, подбросила туда пару деревяшек и уставилась на пламя.
— Хотел спросить про Корону…
— А что тут спрашивать, это плохая вещь. Ее нельзя им возвращать. Я положила ее в соседнюю комнату на мясокомбинате, под куском фанеры. Но теперь её там нет. Пропала.
— Вы искали?
— Конечно искали. Всё перевернули, пока тебя не было. Нигде нет. Наверное, Герман её нашел и не признается.
— Не похоже… Хотя шут с ней. Пропала и пропала. Искать её я не обещал. Я другое хотел сказать. Я так и не поблагодарил вас, что вы нашли и спасли меня, — сказал Фёдор.
— А, это… Животному спасибо скажи, — тихо ответила девушка. — Это всё он. Следил за тобой и дождался, когда ты вылетел из разбитого окна, а потом кинулся в канал и куда-то поплыл. Животное сказал нам искать тебя на обоих берегах. Даже странно, как ты сбежал и вообще выжил. Весь в дырках и кровище. Когда мы тебя нашли, уже льдом покрывался.
— Я везучий, — ухмыльнулся Фёдор.
Девушка помолчала, а потом тихо спросила:
— А ты обо мне подумал, когда это всё затевал?
— Хм… Я это… Я подумал, что с Животным ты не пропадешь.
Девушка расстроено скривила личико.
— Развели тут свинарник, столько грязи вытащили, ужас, — сказала она и отвернулась.
— Анафема. Прости меня. Я думал, что надо решить нашу проблему.
— Думал он…
— Герман выставил тебя. Я в розыске. Я-то привык к такому. Но ты… разве это нормальная жизнь для тебя? Прятаться, убегать. Жить на помойке. Я хотел просто спокойной жизни. А не вот это вот всё.
— А я, значит, всё испортила? — спросила она, не поворачиваясь.
— Нет. Теперь… не знаю. Хоть какой-то смысл появился в моей жизни, что ли. Не знаю, как сказать. Чёрт, я не умею общаться с маленькими девчонками.
В комнату заглянул Чёрт. Фёдор жестом показал ему исчезнуть.
— Я не маленькая.
— Но разве тебе будет нормально жить на заброшенном складе с… нами? Ты же привыкла к другой жизни…
— В той жизни, — девушка повернулась и гневно уставилась на Фёдора, — меня хотели «короновать» и заставить рожать детей для сектантов! Ко мне всегда относились как к проклятью. Я убила свою мать, я постоянно расстраивала отц… Германа. Я глупая, я дерзкая, я разочарование. И теперь что оказывается? Моя мать была танцовщицей в кабаре, мой отец израненный бродяга с сумасшедшими роботами. А еще он разговаривает с чайником и по ночам кричит. Как, думаешь, я себя чувствую⁈
— Неважно?
— Я теперь наконец могу делать что хочу. Хочу расчесываюсь, а хочу не расчесываюсь. Хочу ем жареную картошку, а хочу вареные яйца. Могу чавкать, а могу есть руками, в носу ковыряться, вам же плевать на меня? И ни одна мачеха или отчим мне не скажет, что я веду себя недостойно и позорю кого-то.
— Мне не плевать, — заглянул в комнату Животное.
— Уйди, а? — попросил робота Фёдор. — Анафема, послушай…
— Хватит. Я пойду к себе, — сказала девушка. — С удовольствием пойду в свою комнату и займусь ничем. Прекрасным и очень важным ничем.
— Подожди, постой, — сказал Фёдор. — Сядь назад, пожалуйста.
— И не подумаю!
— Присядь. Смотри… Я за недельку приду в себя. Мы проберемся к моему баркасу и уплывем в другой город. Подальше от Лосбурга. Сплаваем в Неро или дальше, потом через годик вернемся и поселимся где-нибудь в тихом городке. Будем спокойно жить. Никто тебя насильно не будет выдавать замуж или заставлять вступать в секты. Я буду возить грузы, ты займешься тем, что тебе интересно. Золотых гор не обещаю, но на жизнь хватит. Наконец настанет тихая, спокойная жи…
Фёдор вдруг замолчал. Он вспомнил слова Улицкого о том, что в его голове скоро вылупится куколка. И жить ему осталось всего пару недель.
— Жизнь, — он закончил фразу, опустил глаза и задумался.
Девушка подошла и села рядом. Фёдор ей слабо улыбнулся.
— Сейчас Животное приготовит бульон и принесет. Чтобы весь выпил, понятно⁈
— Опять бульон⁈ — сразу возмутился Фёдор. — Может колбасы жареной? Ай! Больно же!
* * *
— У вас очень много энергии Ци, — заявил Хуань Гэ, осматривая раны Фёдора. — Заживает всё на глазах. Как у лисицы. Это хорошо.
— Есть проблема, — сказал Фёдор, когда убедился, что в комнате больше никого кроме него и лавочника нет. — У меня в голове личинка Осы. Мне сказали, что она скоро вылупится и я умру. Есть способ вырезать ее?
Фёдор потрогал заросший шрам на макушке.
— Я знаю, — печально ответил Хуань Гэ. — Я видел, что ты борешься с хищным духом. И он побеждает.
— Просто разрезать, достать и заштопать?
— Можно.
— Сделаешь это?
— Нет. Сорока сразу умрёт.
— Почему?
Лавочник тяжело вздохнул, закрыл глаза, потом пощупал голову Фёдора.
— За эти