Потом была очередь Антонины. То, что она приготовила, было похоже на кошмарный сон алхимика. На тарелке лежало ярко-зелёное пюре из тыквы, цвет которого был настолько неестественным, что от него начинали болеть глаза. Видимо, она высыпала туда целый флакон какого-то магического красителя. Из центра этого зелёного болота торчал кусок мяса, щедро политый чем-то фиолетовым и пузырящимся.
— Рагу из тыквы «Осенний шторм» с эликсиром «Тёмная вода»! — прогрохотала она на всю студию.
Судьи, как всегда, отрезали по крохотному, почти невидимому кусочку. Жевали долго, морщились, но почему-то кивали.
— Мощно, — наконец выдавил из себя усатый критик, отодвигая от себя тарелку. — Очень… мощно. Просто сбивает с ног. Но это ваш фирменный стиль, Антонина.
Ну конечно, она прошла. Она была рупором их системы, цепным псом, который громко лает, преданно виляет хвостом и готовит несъедобную, но «идеологически правильную» еду. Её просто не могли выгнать.
Затем пижон Жорж. Он с ленивой грацией подал своё блюдо. На огромной белой тарелке сиротливо лежали три крошечных, вырезанных кубика тыквы, а рядом с ними одна капля какого-то соуса.
— Деконструкция тыквы, — процедил он сквозь зубы, будто делал всем огромное одолжение.
Судьи попробовали. Переглянулись. И женщина в дорогих побрякушках устало вздохнула.
— Жорж, это… банально, — сказала она таким тоном, каким говорят с надоедливым ребёнком. — Мы это видели уже тысячу раз. В этом нет ни мысли, ни души. Просто дорогая, скучная и абсолютно пустая еда.
Пижон побагровел от злости, хотел что-то возразить, но его просто проигнорировали, отвернувшись. Он тоже вылетел.
Что касается Верещагина, то с ним всё оказалось довольно просто. Но в то же время гениально. Он подал судьям запечённый тыквенный десерт. И судя по их лицам, а потом и по оценкам, именно этот старый повар являлся моим настоящим соперником. Тем, кому не стыдно проиграть. Конечно же, в честном бою.
Наконец, настала моя очередь. Я спокойно взял свою тарелку и понёс к столу. Гул в зале понемногу стих. Все камеры развернулись ко мне. Я чувствовал на себе сотни любопытных взглядов.
Судьи долго молчали, просто разглядывая тарелку. Усатый критик, который был у них за главного, первым осторожно зачерпнул ложкой. Он поднёс её ко рту… и замер. Я видел, как в его глазах, до этого скучающих и пустых, промелькнула тень неподдельного удивления. Потом он всё-таки отправил ложку в рот. И снова закрыл глаза, точь-в-точь как вчера.
— Боже мой… — прошептал он, открывая глаза. — Это же… это же просто вкус счастья. Вкус последнего хорошего дня перед долгой зимой. Я не знаю, как вы это делаете, молодой человек. Но это превосходно.
Лысый критик и женщина, с опаской глядя на него, тоже попробовали. И на их лицах отразилось то же самое. Они ели медленно, не торопясь, наслаждаясь каждой ложкой, вымакивая остатки соуса кусочком хлеба. Они не дегустировали. Они ели. По-настоящему. И это была моя главная, самая настоящая победа.
— Десять, — твёрдо, почти с вызовом сказал усатый, глядя мне прямо в глаза.
— Десять, — как эхо, отозвался лысый.
Женщина молча, без единого слова, подняла табличку. На ней была цифра «10».
По залу прокатился восторженный гул. Три десятки. Высший балл. Судя по вытянувшемуся лицу ведущего, такого на этом шоу ещё никогда не было.
Итак, финал. В нём остались трое. Я — наглый выскочка из провинции, который готовит еду из «сорняков». Антонина — верная жрица культа химических порошков. И старый мастер Верещагин — осколок старой, почти забытой имперской кухни. Три разных мира. Три разные философии. И завтра мы должны были сойтись в последней, решающей битве.
* * *
Вечер в отеле был тихим и спокойным. Я сидел в кресле, тупо глядя в тёмное окно. Сегодняшний день отнял у меня все силы. Но это была приятная, хорошая, честная усталость. Усталость человека, который сделал свою работу хорошо.
Вдруг на столе тихонько пиликнул смартфон. Видеозвонок. Максимилиан Дода. Я нажал на кнопку.
Лицо Доды на экране было помятым, но глаза горели диким, азартным огнём. Он сидел в домашнем халате, а на заднем плане весело потрескивали дрова в камине. Судя по всему, он был уже не в Зареченске, а у себя дома, в столице.
— Игорь! Чёртов ты гений! — вместо приветствия заорал он так, что динамик в телефоне захрипел. Я увидел, как на заднем плане блондинка в шёлковом пеньюаре удивлённо обернулась на его крик. — Я смотрел! Вся столица смотрела! Да ты же настоящая сенсация! Ты это понимаешь⁈ Весь Стрежнев гудит о тебе! Газеты уже вышли с твоей фотографией на первой полосе! «Повар из народа», «Магия простых овощей»! Это же золото! Чистое золото!
Он был в таком восторге, будто не я выиграл раунд на кулинарном шоу, а он только что сорвал джекпот в казино.
— Мои люди уже нашли идеальное помещение! — продолжал он тараторить, размахивая руками перед камерой. — Прямо в центре Стрежнева! Шикарное место! Проходное! С огромными витринными окнами! Мы там такой «Очаг» с тобой откроем, что все эти аристократы со своими пафосными ресторанами просто удавятся от зависти! Продолжай в том же духе, парень! Сделай их! Размажь по стенке! Мне нужна эта победа!
Он отключился так же внезапно, как и позвонил, не дав мне вставить и слова. Я отложил телефон и усмехнулся.
Сейчас я не хотел ни о чём думать. Время покажет, куда нас приведут подобные амбиции. А пока… можно отдохнуть и подготовиться к завтрашнему финалу.
Глава 9
Я не спал. Просто сидел у окна и смотрел на просыпающийся город. Внутри было тихо и пусто, как в вычищенной до блеска кастрюле. Ни капли волнения, ни азарта. Абсолютное спокойствие.
Завибрировал телефон. Настя. Голос сестры не давал мне окончательно превратиться в сорокалетнего циника, которым я был в прошлой жизни.
— Игорь! Доброе утро! — зазвенел в трубке её голос. Я почти видел, как она подпрыгивает от нетерпения. — Мы тут с ума сходим! Весь Зареченск на ушах! Даша даже плакат нарисовала, представляешь? «Очаг» — чемпион!' Ты главное не волнуйся, слышишь? Для нас ты и так победил!
На губах сама собой появилась улыбка. Не ухмылка Арсения, а тёплая улыбка Игоря.
— Привет, Настюш. Я в порядке. Скажи Даше, чтобы плакат не выбрасывала. Он нам ещё пригодится. Повесим на открытии первого «Очага»