— Если совсем просто, хозяин, — шептала она мне, пока я пытался удобно усесться на дровах, — то магия Ананке заключается в том, чтобы написать, что должно случиться. Оно как будто бы просто: написал, сжёг, исполнилось. Но сложность заключается в трёх вещах. Первое — бумага. Не любая подходит, нужно самому изготовить, рецепт я знаю. Второе — подробности. Можно, например, написать: «Я получил миллион рублей золотом». И жди до ста лет. В сто лет скажут тебе, что за свою жизнь ты как раз миллион и заработал — и помрёшь. И всё. А то может быть и ещё чего похуже! Помрёшь на следующий же день после того, как написал, а в гроб тебе миллион золотом положат!
— Зачем?
— Как — зачем?
— Зачем мне в гроб миллион золотом положат?
— А это совершенно никакого значения не имеет. Написал — судьбу изменил, а уж как… Она там как-то изогнётся, таким образом, чтобы не сильно всё в целом портить. Уж как удобней будет. Не хочешь, чтобы так — изволь прописывать подробно, обстоятельно.
— А третья сложность?
— Третья — сила. Смотря по тому, каково твоё желание, оно может от тебя сил потребовать… Много. И все эти силы придётся отдать, когда бумагу сжигаешь. Если нет столько сил — тогда и помереть можно.
— Слушай, Диль… Такой вопрос: а можно как-нибудь, чтобы не помирать?
— Можно, — разрешила Диль. — Только это надо тщательно каждое колдовство готовить и измерять. Прибор для измерений можно у тех магов украсть, которые сейчас на твоём источнике сидят.
— Ну чего сразу «украсть»? Купить нельзя?
— Мне такое в голову не приходило… Должно быть, можно. Только недёшево стоить будет. Однако прибор нужный. Когда книга писалась, таких ещё не придумали, так что там другие способы описаны, не такие точные, основанные на сопоставлении с имеющимися примерами, с поправкой на индивидуальные обстоятельства.
— Ну, например, «хочу, чтобы мне на руку упал кленовый лист» явно заберёт меньше Мережковских, чем «хочу ходить по воде, как по суше»?
— Не уверена… Если, например, зимой, то совсем наоборот.
— Хм. Не поспоришь… Магия, похоже, сильная, однако чрезвычайно опасная.
— Не просто так её запретили.
— Но мы всё равно будем пробовать. Интересно же.
— Как скажешь, хозяин. Я узнаю цены на измерительные приборы.
— Ну и насчёт бумаги — тоже поузнавай.
— Да!
— И если вдруг чего…
— Я тебя не знаю.
— Умница. Приступай к выполнению.
Диль исчезла исключительно вовремя. Дверь сарая распахнулась внезапно и резко, явив моему взору Татьяну Фёдоровну в запахнутом пальто.
— Саша, ты что тут делаешь⁈
— Как что? Предаюсь… Эм… печальным размышлениям.
— Каким? — захлопала Танька глазами. — Почему печальным?
— Ну, ты мне подарок вручила, а я тебя не отблагодарил, даже напротив, расстроил своими словами неуместными. Вот, не знаю теперь, как бы подойти к тебе, извиниться, вину свою тяжкую загладить.
— Да брось ты ерунду нести! А то я тебя первый день знаю. И вообще, кто слушает, что говорят мужчины? Женское сердце и так всё знает. А говорят мужчины извечно одни лишь только глупости…
— … «будь они хоть простые люди, хоть могущественные драконы».
— Вот именно!
— «Возлюбленная дракона и парад невест»?
— Эпилог, второй абзац!
— Не третий?
— Нет, Саша, второй.
— Первым абзацем короткая реплика, это тоже считается.
— Фр на тебя! Да! Я же почему тебя разыскала? Там со Старцевым беда приключилась, папа рассказывает. Идём скорее, тебя это немножко касается.
Глава 32
Приключения господина Старцева
Когда работаешь одновременно над несколькими проектами, некоторые из них имеют свойство выходить из-под контроля. Особенно часто это происходит, когда ты не работаешь над несколькими проектами, вместо того, чтобы работать.
Я никогда не был мультизадачным. Увлекаясь каким-то одним делом, совершенно выпускаю из поля зрения все остальные. И тут нельзя погрешить на занятость и нехватку времени. Будем откровенны: занимаюсь я в первую очередь тем, что точно знаю, как решить, плюс, мне это самому интересно. Ну или тем, что падает под копыта везущей меня лошади — будь то метафора или буквальное происшествие.
Семён Дмитриевич Старцев, декан факультета стихийной магии, в юности пострадавший в дуэли с ментальным магом, не падал под копыта, не был мне особо интересен в силу того, что был мужчиной, да и как ему помочь, я представлял весьма приблизительно. Старцев ждал, в его понимании, долго. Всё это время он постигал информацию, идущую к нему из газет, из разговоров коллег, носящуюся в воздухе. Как-то эту информацию обрабатывал и делал загадочные выводы. Которые однажды, на фоне моего тотального бездействия, подтолкнули его к действиям.
Действия эти можно было бы назвать странными и нелогичными. Так они, во всяком случае, выглядели для людей, слабо посвящённых во все тонкости и перипетии последних месяцев. Таковыми они выглядели и для секретарши Фёдора Игнатьевича, которая ни в чём не была виновата, никого не трогала, верой и правдой выполняла все возложенные на неё обязательства, когда перед нею внезапно, без объявления войны, образовался обнажённый до пояса и дальше Семён Дмитриевич Старцев.
Дама была очень хорошо воспитана, поэтому она не стала кричать и падать в обморок. Она лишь долгим мучительным взглядом посмотрела на заслуженного преподавателя, который отвечал ей взглядом малоосмысленным и отсутствующим. И спросила: «О вас доложить?»
Старцев ответил ей исчерпывающим образом: рухнул на пол носом вниз и замер безжизненно.
Разумеется, Фёдору Игнатьевичу немедленно доложили. Он выскочил из кабинета, воочию убедился, что проблема наличествует и нисколько не преувеличена воображением секретарши. Даму он послал ловить извозчика для скорейшей транспортировки несчастного в больницу, а по пути ей было велено поймать кого-нибудь из преподавателей и послать в кабинет ректора для помощи.
Фёдор Игнатьевич пусть на бессознательном уровне, но всё же обратился к бытовому пониманию теории вероятностей и математической статистики. Рассудил, что женщин-преподавателей в академии раз-два и обчёлся, а следовательно, придёт мужчина.
Но секретарше посчастливилось практически сразу нарваться на Арину Нафанаиловну. Не сообщив ей никаких подробностей, секретарша передала распоряжение Фёдора Игнатьевича срочно явиться. Арина Нафанаиловна поспешила выслужиться.
Когда она ворвалась в приёмную, не имеющий большого опыта в работе с пациентами, находящимися без сознания, Фёдор Игнатьевич перевернул Старцева лицем кверху. Я готов был поставить свою шляпу